Лёха

— Да, товарищи! Сегодня наши храбрые разведчики установят все данные, необходимые нам для проведения нашей первой крупной операции, а завтра мы придем и сурово, но справедливо со всей большевистской принципиальностью воздадим должное за предательство. Слово предоставляется нашему товарищу, красноармейцу Семенову, который был подло схвачен этими негодяями и чудом остался жив. Товарищ Семенов, вам слово! Можете выступать с места, если вам так удобнее.

Красноармеец сильно удивился, обнаружив, что комиссар смотрит прямо на него, да и остальные партизаны повернули головы и выжидательно уставились, глядя прямо в глаза. Боец сроду не привык к общему вниманию и потому засмущался. Тем более смутило его предложение рассказать все, как оно было. Хорошо, что рядом оказался Лёха, который взял на себя половину дела, помогая товарищу более — менее связно отвечать на сначала редкие, а потом посыпавшиеся, как горох из дырявого мешка, вопросы. За короткое время такой славы, Семенов вспотел, словно под ливнем плясал, и устал, словно мешки ворочал. Все-таки непривычная работа утомляет куда больше, чем обычная. Хорошо еще, что и комиссар помог тоже.

Кончилось выступление Семенова, в конце концов и ему разрешили сесть обратно. Но цель митинга явно была достигнута, потому как благостное настроение у партизан сменилось злобным, и выступившие после красноармейца несколько человек уже явно были настроены огорчить Гогунов до полного безобразия. А последний из взявших слово, коренастый сероглазый мужик сказал просто:

— Хана гадам!

И сидевшие одобрили его короткую, но емкую речь достаточно дружным хлопаньем в ладоши.

Менеджер Лёха

То ли случайно, то ли в плане издевки, то ли в воспитательных целях, но когда утром прислали «молодежь для наставничества», как выразился комиссар, оказалось, что все штрафованные тут. И пара балбесов, сломавших штыки, и пара балбесов, устроивших вчера тарарам с костром, в общем — полный набор. Разве что тихий и уютный парень по фамилии Сурков был не из охламонов. За него, со всем пылом передающего все свои знания ботана, тут же принялся Берёзкин, а остальные расселись вместе со «стариками», кто хотел — закурил.

К выходу уже были готовы, ждали только Середу с пушкой. Собственно, рассчитывать на артиллерийскую подготовку не приходилось, но неугомонный сержант вчера убедил командира, что даже в плане учебного выезда стоит присоединить арту к группе. Пышноусый долго не думал, согласился. И вот теперь вылезли какие-то недочеты, красный и злой Середа бранился, исправляя с помощью своих новоиспеченных номеров расчета какие-то незаметные другим огрехи, а остальные ждали, когда «топчие» наконец стронутся с места. Семенов с бурятом взялись было помочь, но сержант жестко помощь отклонил, сказав, что в случае боя расчет сам должен из неудобного положения выворачиваться и дояр согласился. Сидел теперь молча, иногда поглядывая на возившихся с упряжью пушкарей.

— Треба на німців нападати, а не всяким сміттям руки бруднити — заявил мужественный Сиволап. Несмотря на его героические старания по разглаживанию того, что он сам считал усами, а может даже и усищами, убогая поросль стыдливо пыталась спрятаться и вместо героического разлета вверх и в стороны, все время норовила залезть тощими мокрыми кончиками в уголки по-детски пухлогубого рта.

— До німців справа дійде. А військовій справі треба вчитися. Причому, як вірно сказано — справжнім чином — сидевший поодаль и помогавший лейтенантику обучать будущего снайпера ефрейтор счел нужным внести ясность.

— За десяток гвинтівок похід робити — презрительно фыркнул Сиволап. Сидевший рядом с ним чернявый и сухощавый Гнидо кивнул в знак согласия.

— Я склад знаю, там гвинтівок можна взяти більше. І охорони там мало — сказал он не без достоинства.

— Діти малі! — коротко бросил, как плюнул, Бендеберя.

— Не, ну а чего? — вступился за своих приятелей Азаров. Ему явно не понравилось, что их обозвали малыми детьми.

— А того — свысока ответил ефрейтор — что не в винтовках дело. Первый и последний раз это вам говорю, а вы на ус мотайте. Так вот, начальство знает больше. Станете начальством — поймете сами. А пока запомните. И если вам непонятно, почему приказывают то, или это, то это не потому, что начальство дурное, а потому, что оно знает больше и видит дальше.

— И что оно такое видит? — иронично и мужественно прищурился молокосос.

— Ты жопу себе морщи лучше, сынок. На физиомордии морщины останутся — грубовато и презрительно заявил ефрейтор.

— Не груби, дядя — огрызнулся Азаров.

— Во-первых Гогуны эти — предатели и работают на немецкую победу — влез до этого молчавший Семенов.

— Ну и что?

— То, что они — местные, тут каждую тропку знают, людей знают, вот твоих хотя бы родственников сдать немцам могут, и нам этим особо опасны. Это понятно? — медленно и увесисто сказал дояр.

— Ну?

— Не нукай, не запряг. Во-вторых, тамошние — когда из армии дезертировали — запрятали два станковых «Максима». С лентами и запасом патронов. Ты пулемет в деле видел?