Лёха

Канистра оказалась тяжеленной, словно не бензином, а свинцом налитой. Как спутники тащили сразу по две, Лёха не очень себе представлял. Впрочем, им приходилось тоже нелегко, скоро они уже брели не так резво, как вначале. Потом устроили привал, перекурили. Семёнов по-прежнему был мрачен, особенно когда им пришлось перевешивать винтовки из походного положения – с плеча при ходьбе с канистрами ремни все время сползали – за спину, наискосок. Впрочем, судя по тому, как они спокойно шли по леску, опасения поводыря были чересчурными. Вот канистра чертова так оттянула руки, что Лёха не удивился бы, если б они на следующий день доставали бы до колен. Спутники шли по-прежнему настырно, но тоже пыхтели, и видно было, что и им нелегко. Все равно они ухитрялись тянуть эти чертовы резервуары словно были роботами. Лёха тоже втянулся, взмок и отупел, но волок положенную ему канистру.

Когда впереди шедшие поставили свою ношу на землю и повалились на землю, Лёха не сразу понял, что это долгожданный привал.

– Ноги на что-нибудь повыше задери, чтоб отдохнули – посоветовал лежащий Петров. Сам он положил свои ножищи на трухлявый ствол и слегка пошевеливал носками ботинок. Семёнов сказал:

– Разлеживаться долго не будем, дух переведем и дальше. К вечеру должны придти, если все будет благополучно. Отдыхай, сейчас перекусим – и вперед.

Перекус был теми самыми крабами. Но тут, кроме Лёхи, особо никто удовольствия не выразил, поели и ладно. Словно сухарей пожевали.

– Не нравится? – удивился Лёха.

– Ну, раки и раки. Ну, послаще эти. Так раков наловить пустяк делов, у нас в речке их прорва была. Налим или окунь куда вкуснее – отозвался Семёнов.

– Опять же без пива кто ж раков трескать будет. Разве что дачники какие интеллигенты. Я бы вот лучше студня бы холодненького поел. С горчичкой. И чтоб картошечка разваристая с укропчиком. А ты, Семёнов? – откликнулся Петров, у которого видно язык не уставал никогда и работал сам по себе, независимо от общего состояния организма. Лёха видел, что токарь вымотался не меньше других, но форс держит.

– Сейчас-то? – отозвался Семёнов – сейчас вот я бы чаю попил. С ватрушками ржаными. Маленькие такие, с ладошку чтобы. Или с калитками.

– Это как ты чай с дверями пить будешь? Калитка это же – дверь в заборе, а? – подначил приятеля токарь.

– Дурак ты – незлобливо отозвался дояр – калитки – это такие пирожки открытые сверху. Как шанежки. Вкууусные. И чтобы сахар был. Колотый. Его надолго хватает.

Семёнов мечтательно причмокнул и замолк, глядя в небо, проглядывавшее через редковатую уже листву.

– А ты Жанаев? Ты бы что, как говоришь, эдихе?

Азиат отозвался тут же:

– Бууза бы поел.

– Это что такое? – повернул к нему лицо Лёха.

– Еда вкусный. Мясо. Много – коник, свина, барашок. Рубишь, лук, то-се, потом в теста и варишь. Не вода. Пар. Вкусно – показал обычно молчаливый Жанаев свои словесные запасы.

– Пельмени что ли? – заинтересовался Петров.

– Нет. Пельмени вода варят. Бууза – пар.

Подумал немного и решительно резюмировал:

– Вкусно.

Лёха сильно удивился, он думал, что этот красноармеец и говорить-то не умеет, а вон сколько выдал.

Полежали, помолчали. Ноги и руки потихоньку приходили в норму. Лёха ждал, что его спросят, что он бы поел, но нет, не спросили. А что бы он поел? К его собственному удивлению в голову сразу же пришел почему-то дурацкий Макдональдс, в который Лёха заходил всего три раза и потом у него печенка возмущалась. Даже удивительно – с чего бы это вспомнилось? Реклама наверно нахальная оттопталась в мозгах всерьез. Так же Лёха решительно открестился от быстросупов, доширака и дошиязвы. Да много бы чего поел-то в отличие от этих простых ребят. Того же маминого борща. Или тех же щей с говядинкой. Да и в общем как-то уже так в его семье привычно стало, что в июне гвоздем стола была молодая картошка, в июле – помидоры, в августе поспевал виноград и Лёхе больше всего нравился сладкий киш-миш, в сентябре мама обязательно готовила одуряющее пахнувшие фаршированные перцы, а в октябре в морозилке обязательно лежала куча мерзлой ароматной хурмы, которую замораживали, чтобы не вязала во рту. А в декабре всегда был незатейливый салат Оливье, который был категорически не модным. Но у Лёхи с детства отложилось, что это праздничное новогоднее кушанье и попытки заменить его всякими салатами из авокадо с цветной лапшой не прижились. И мороженое, опять же.

– А у вас мороженое продавали? – неожиданно спросил он у спутников.

– У нас – да – гордо ответил оживший уже Петров. Жанаев и Семёнов посмотрели на него. Азиат укоризненно вздохнул, а дояр фыркнул:

– Экий ты хвастун!

– А я что, если продавалось. Ящик такой на колесиках, с тентом и мороженщик с черпачком. Одну круглую вафельку достанет. На нее черпачком шарик мороженого – а оно разное бывает – и другой вафелькой прикроет. Удобно в руке держать – вздохнул печально мужественный токарь.

– Ладно, пора двигать, а то до темноты не успеем. Там отдохнем – сказал решительно Семёнов, вставая с земли.