ЛеХИ. Борцы за свободу Израиля

Своей высшей точки напряжение достигло на процессе Матитьягу Шмулевича, обвиненного в незаконном ношении оружия — двух пистолетов, ручной гранаты и свертка с патронами — и в стрельбе по английским полицейским. До законам военного времени Шмулевичу грозила смертная казнь. На этом процессе было немало драматических моментов, например, когда подсудимый, известный полиции и судьям под именем Рефаэль Бирнбойм, открыл свое истинное имя; или когда он потребовал пригласить в качестве свидетелей Верховного комиссара сэра Гарольда Мак-Майкла и председателя Еврейского агентства Давида Бен-Гуриона; или когда британское правление в стране он сравнил с палачом-вешателем. Приведем здесь всего несколько мест из его речи:

«Суд, перед которым я сейчас стою, может присудить меня к смертной казни. О, если бы я мог предаться иллюзии, что меня судят представители армии, которая ведет справедливую войну! Но что можно поделать, господа, если вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы развеять эту иллюзию. Процессы последних недель, как и всех последних лет, доказывают, что стерлась граница между прокурором и судьей. И тот и другой восседают на одной и той же скамье и носят одну и ту же форму — потому что представляют одни и те же интересы. Нам известно, что когда вам выгодно, вы заявляете: „евреи идут добровольцами в английскую армию, чтобы красть оружие“. Но когда портить отношения с евреями вам не выгодно — вы не стесняетесь называть еврейских солдат „братьями по оружию“…»

Переходя затем к анализу британской политики, Шмулевич говорит о том огромном доверии, которым она пользовалась у еврейского народа до тех пор, пока он не понял, что его попросту обманывают:

«Из-за нашего доверия к Великобритании мы не замечали, что она забавляется нами с самого начала; мы не замечали ни двусмысленных обещаний, ни прямых провокаций; мы не понимали, зачем нужно было англичанам топить Агарона Агаронсона в водах Ла-Манша после всех тех услуг, которые он оказал Британии во время прошлой войны. Мы не понимали, что для Британии мы — всего-навсего пешка в ее империалистической политике.

Вы не побрезговали использовать в своих интересах влияние американских евреев и кровь, пролитую воинами еврейских легионов и бордами антитурецкого подполья, которые помогли вам завоевать Эрец-Исраэль. А потом, когда ваш режим здесь окреп — можно уже скинуть маску „освободителей“…»

Далее Шмулевич напомнил слова английского судьи на одном из предыдущих процессов над бойцами Лехи, заявившего, что европейские евреи были бы счастливы оказаться здесь, в Палестине, хотя Лехи и обвиняет Британию в введении в стране бесчеловечного режима:

«Нельзя назвать эти слова слишком умными. Тонущий в морских волнах рад будет подняться и на борт пиратского корабля. Пираты бывают, однако, разные. Есть такие, что спасут несчастного, но есть и такие садисты, что только посмеются над гибнущим и не подумают даже протянуть ему руку. Лишь бросят на него безучастный взор, да и только. „Струма“, господа, припомните-ка „Струму“!»

Так превратил Шмулевич свое выступление в обвинительную речь, в конце которой он, покрыв голову, прочел псалм 144: