Читаем Лехнаволокские истории полностью

Лехнаволокские истории

Август 1998 года. Пятеро молодых ребят отправляются подзаработать в Карелию… В сокращенном варианте повесть впервые была опубликована в русском литературном журнале «На любителя» (Атланта, США)в 2010 году. Издана в Иваново в 2012 г.

Игорь Анатольевич Безрук

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература18+
<p>ИГОРЬ БÉЗРУК</p><p>Лехнаволокские истории</p><p>1</p>

Лехнаволок — это, собственно говоря, не деревня, а одна из улиц небольшого поселка с распространенным в этих былинных краях «Калевалы» названием Заозерье, расположенного в двух шагах от Петрозаводска, столицы Карелии.

В само Заозерье из Петрозаводска можно попасть на обычном рейсовом автобусе, который доставит вас прямиком до железного понтона между Онегой и Логмозером. Там шофер — серьезный дядька в потрепанной кожаной куртке и мятом картузе — всех безоговорочно заставит выйти, так как понтон выдерживает не более десяти тонн (о чем при въезде на него напоминает обновленный свежей краской дорожный указатель), и вы, на своих двоих перейдя примечательную переправу, сразу же окажетесь в Петрушинском наволоке, подступающем к понтону так близко, как наплывают на него буйные хлесткие волны Онежского озера. Но вам дальше, и поэтому вы, подождав на другой стороне неуклюже переваливающийся на металлических стыках автобус, снова поднимаетесь по крутым ступеням — с земли высоко — в его осиротелый салон — «Садитесь, женщина, я постою» — и еще минут пятнадцать, пересекая само Заозерье вдоль Логмозера, ползете, неторопливо взбираясь на бугор и оставляя позади метр за метром цивилизацию, через застывший в немой печали смешанный сплошной лес, мимо скрытого в зарослях местного кладбища, мимо влажной поймы на улицу Лехнаволокскую или Лехнаволок, отстоящий от центральной улицы Заозерья километра на три по шоссе.

Сам по себе Лехнаволок мало примечательный. Сорок с небольшим домов (да и те в основном дачников), школа разрушена, озеро у его пологих берегов мелко, и рыба на удочку не везде клюет.

Как и почти по всей Карелии столбы электропередач здесь не врыты в землю, а обложены разновеликими валунами, в свою очередь огороженные либо бетонными кольцами, либо четвериком почерневшего от времени сруба, ибо тут врыться в землю практически невозможно, так как вокруг и земли-то, в сущности, совсем нет — сплошные скальные массивы, на которых, однако, исхитряется пробиваться трава, вьются кустарники, топорщатся цветы, кособоко восседают покосившиеся от времени бревенчатые хижины, почерневшие сараи и срубленные у самой воды скромные приземистые баньки.

Каждая, даже самая неимущая семья в Лехнаволоке имеет свою баньку. Как правило, такая банька сложена из сосновых бревен, узка, неприхотлива, с печью внутри парилки. Тут же ты топишь начерно, тут же мылишься и клянешь черта и дьявола, когда кто-то нерадивый ненароком плеснет воды из ковшика на раскаленные донельзя камни и едкая мыльная пена с пеленами пара въестся в глаза.

Как само собой разумеется, от каждого прибрежного дома или от баньки к воде, в самое чрево озера метров на десять-пятнадцать тянется неширокий, но вальяжный деревянный пирс.

Говорят, раньше, когда еще через поселок не проходила дорога и добраться можно было только вплавь на лодке, через все огромное озеро тянулся длиннющий настил, и жители могли свободно по нему переходить из одного района Заозерья в другой. И хотя озеро здесь недостаточно глубокое — бывает метров сто идешь по дну, идешь, а оно тебе все по пояс, — я лично в это верю с трудом, даже несмотря на торчащие одиноко, как перст, кое-где из воды полусгнившие деревянные сваи.

Местными архитектурными достопримечательностями теперь становятся дачи, потому как коренные жители Лехнаволока живут больше по старинке, мало заботясь о внешнем убранстве своего состарившегося жилища, предоставляя жгучему зною, хладному ветру и трескучим морозам полную свободу обращения с оным. Напротив, городские дачники — особенно позднего подселения — взяли себе в моду лепить дачи в два этажа, обшивать наружные бревенчатые стены дорогостоящей вагонкой, а окна украшать вычурными резными наличниками.

Топят в этом крае исключительно дровами (благо, лес рядом), а кому уж очень лень — электроплитками, в качестве которых обычно служит киловаттный ТЭН, посредством болтов вкрученный в жестяной открытый короб и установленный на несколько треснувших от перекала красных кирпичей.

Колхоз в Лехнаволоке давно распался, ферма разрушилась, каждый работает где придется, но большинство жителей Лехнаволока не работает вовсе. Особую категорию этого большинства составляют так называемые «бичи», то есть те, которым есть где приткнуться, но совершенно наплевать на то, как и чем жить, и основная потребность которых — заглушить нужду каким-нибудь спиртным напитком, будь то водка, самогон или суррогат, ничем не уступающий предыдущему перечню.

Алкогольная продукция в Лехнаволоке (да, кажется, и во всей Карелии) получила отчего-то странное экзотическое для данных мест название «банан», и уже если кто из соответствующего контингента беспардонно подойдет к вам и с кривой рожей попросит на «банан», знайте, — этому человеку очень тяжело и ему во что бы то ни стало нужно выпить. Однако вы всегда вправе такому просителю вежливо отказать, если, конечно, сами не имеете потребности опохмелиться.

Чекушка, впрочем, так и остается у них чекушкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза