«Во всех руководствах по тактике, стратегии, в пособиях для производства военных рекогносцировок и т. п., упоминается, что для получения сведений о противнике и местности можно пользоваться услугами шпионов[756]
, — писал В. Н. Клембовский в предисловии к изданию своей книги. — Наша военная литература не идет дальше подобных кратких указаний, между тем как в иностранной, в особенности французской[757], вопрос о военном шпионстве разработан довольно подробно. Имея это в виду, решаемся поделиться с читателем теми сведениями, которые нам удалось собрать»[758].В. Н. Клембовский отдает должное роли шпионов в получении информации, обозначая их деятельность как тайные разведки, но выдвигает на первый план кавалерийские разведки. «Нам могут сделать еще упрек в том, что мы придаем чрезмерное значение тайным разведкам, — продолжает он. — Во избежание этого оговариваемся, что отнюдь не равняем шпионства с кавалерийскими разведками, которые незаменимы. Но не всегда есть кавалерия под рукой, а с другой стороны, есть данные, которых не выяснит никакая кавалерия; так, например, в период стратегического развертывания армии пленные вместе со шпионами представляют чуть ли не единственное средство к сбору сведений о противнике (г. Леер). Следовательно, не возлагая чрезмерных надежд на тайные разведки, нельзя и отрицать пользы их»[759]
. Однако подобная параллель, судя по всему, была вынужденной данью распространенным в то время взглядам на кавалерийскую разведку. На протяжении всего повествования автор-теоретик подтверждает необходимость использования шпионов, одновременно называя их и лазутчиками, и тайными агентами.«Шпион — слово нерусское и происходит от французского йpier, что значит ‘подсматривать, тайно наблюдать’, — поясняет Клембовский. — Во время Семилетней войны… лица, состоявшие при нашей армии и занимавшиеся тайным сбором сведений о противнике и местности, назывались “конфидентами”, что значит ‘доверенное лицо’ (confident). Наконец, есть чисто русское слово “лазутчик”.