Ник пожал плечами, и Алан повел его по дому. Северное крыло целиком состояло из коридоров, просторных, как залы. Стены их были глянцево-белыми, деревянный паркет потемнел от времени и полировки. Комната Мэй и Джеми походила на ту, что отвели Нику — внушительное ложе, потолок с лепниной.
Джеми по-турецки сидел на кровати, а Мэй расхаживала по белому ковру с длинным ворсом, похожему на обезглавленного полярного медведя.
— Надо его проведать, — говорила она в тот момент, когда Ник открыл дверь.
— Кажется, ему уже лучше, — кивнул в его сторону Джеми.
Мэй обернулась и не покраснела. Нику понравилось, что она не стала изображать ни безразличие, ни чрезмерную заботу, только кивнула ему.
Он не привык к таким хоромам. Другое дело — маленькие облезлые квартирки и домики с тонкими перегородками. Там он всегда знал, где Алан. Сейчас же стены были далеко, сводчатый потолок терялся в вышине, и девчонка брата слишком часто маячила перед глазами. От всей этой новизны Нику делалось не по себе, что его раздражало. Он встал, привалившись к стене, и нарочно принялся смотреть сквозь Мэй. Через полминуты она ушла из-под его стылого, холодного взгляда поближе к Алану.
Нику от этого не полегчало. Он отключился от голосов спутников и стал думать, что делать дальше. Вдруг он снова уловил звук, от которого проснулся. Сквозь дубовые двери и мощные стены, сквозь таинственную роскошь дома доносились слабые, но вполне отчетливые крики.
Слышал их, очевидно, он один. Пора было известить Алана.
— Здесь кого-то пытают.
Алан встрепенулся — стало быть, уже что-то знал.
— Это не совсем так, — поспешил заметить он.
— Пытают! — переспросил Джеми.
Ник пожал плечами.
— Судя по звуку.
— Алан, — начала Мэй скорее командным, чем просительным тоном. — Где мы?
Алан потерянно опустил глаза, словно крепясь перед ударом судьбы, таким же неумолимым и неизбежным, как надвигающаяся буря.
— В Доме Мезенция, — ответил он.
— Точно, так написано над дверью, — согласился Ник. — Кто такой Мезенций?
Алан с трудом подбирал слова.
— Был такой этрусский царь, — медленно произнес он. — Прославился тем, что связывал живых людей лицом к лицу с трупами и оставлял умирать.
— Гостеприимно, нечего сказать. — Оценил Ник. — Ты вроде бы говорил, это дом Меррис Кромвель.
— Меррис его содержит, — глухо ответил Алан. — Это ее заведение, ее миссия.
— Стало быть, она не очень-то с ней справляется! — воскликнул Джеми. — Раз кого-то здесь мучают!
— Тот человек сам согласился.
Глаза Алана смотрели все печальнее и тусклее с каждым вытянутым из него словом. Нику вдруг захотелось прекратить все расспросы, глядя на мучения брата. Он всегда полагался на то, что Алан знает, как будет лучше, и в свое время во все его посвятит. Тут Нику вспомнилась спрятанная фотография и уловка с отпущенным колдуном. Бывало и такое, в чем Алан никогда ему не признавался. Что же он скрывает сейчас?
Ник молчал: пусть Мэй и Джеми его теребят.
— Ты знаешь, кто там кричит?
— Зачем кому-то на такое соглашаться?
Наконец Мэй потребовала показать ей, что происходит.
— Не могу. — Алан почти посерел. — Вам лучше этого не видеть. Клянусь: это для вашего же спокойствия.
У Ника опять тревожно засосало под ложечкой. Он еще мог заткнуть рты им обоим. Промедлил секунду — и Мэй успела опомниться.
— Я сама решу, что для меня лучше. Мне нужно на это посмотреть.
Алан тяжело спускался по лестнице, словно на плечах у него лежал огромный груз, с которым предстояло еще много пройти. Мэй твердо шагала рядом, Джеми волочился в хвосте, а Ник утверждался в неприязни к дому.
Лестница в нем была широкой, беломраморной, точно из слезливого фильма, какие любил смотреть Алан. Казалось, по ней впору ходить дамам в бальных платьях и кринолинах. Только вместо танцевального зала она вела в такой же, как наверху, коридор со строгими белыми стенами и темным паркетом. Ник все ломал голову над тем, почему это место его раздражало, и вдруг понял. Все северное крыло — кровати с балдахинами, вычурный потолок, лестница — служило только прикрытием, личиной, как те узорчатые ворота.
Это был не дом, а клиника.
Крики становились ближе. После секундного размышления Ник сделал вывод, что кричит только один человек — женщина, причем молодая.
По мере удаления от лестницы начали встречаться выходы в боковые коридоры, такие же строгие и безликие: ни картинки на стене, ни старой скрипучей батареи. Ник поражался, как он раньше не заметил этой больничной стерильности. Они миновали несколько простых деревянных дверей, но Алан продолжал идти вперед, а их маленький отряд тянулся следом. Теперь крики слышали все.
Когда они в очередной раз свернули за угол в каком-то извилистом переходе, у звука вдруг обнаружился четкий источник: впереди, слева по коридору, находилась большая металлическая дверь, из-за которой он доносился. Дальше коридор никуда не сворачивал, а тянулся прямо, уходя в темноту. В этой темноте на равных расстояниях блестели такие же нелепые и жуткие бронированные двери, выдаваясь в проем коридора.