Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века.

Главное место в эстетических представлениях этого времени занимает божественная красота, воплощающаяся в «зримых образах» — в единстве, целостности, порядке, форме. Видимая красота осмысливается как символ невидимой. Эриугена определяет прекрасное как «нечто незримое, становящееся зримым» и этим доставляющее созерцающему ее «невыразимое наслаждение», т. е. начинают осознаваться как объективные, так и субъективные аспекты прекрасного. К широко распространенным античным представлениям об искусстве, как о специфической духовной и практической деятельности, добавляются идеи о месте и функциях искусства в религиозной жизни человека. Особое внимание уделяется религиозному содержанию изобразительных искусств, по-новому осмысливается аллегоризм. Художник понимается как посредник между Логосом и людьми. Искусство слова ценится выше живописи; утверждаются три основные функции изобразительных искусств: 1) «книга для неграмотных»; 2) увековечивание исторических событий; 3) украшение интерьеров храмов. Последней функции уделяется особое внимание. Красоту архитектуры видят не в архитектурно-конструктивных решениях и элементах, а в украшении храма (инкрустации, росписи, витражи, декоративно-прикладные искусства).

Позднесредневековый период С. э. характеризуется появлением специальных эстетических трактатов в составе больших философско-религиозных сводов (так называемых «Сумм»), повышением теоретического интереса к эстетическим вопросам, что особенно характерно для мыслителей XII–XIII вв. — схоластов. Монастырскую эстетику простоты и идеи углубленности в созерцание внутренней красоты развивает Бернард Клервосский (XII в). Гуго Сен-Викторский (1096–1141) и его последователи, опираясь на эстетику Августина, много внимания уделяют видимой красоте и искусству. Гуго классифицирует искусства на 7 свободных и 7 «механических». В число последних он вводит и «театрику» — искусство развлечений. Искусства, по его мнению, изобретены для удовлетворения тех многообразных потребностей человека, которые не может удовлетворить природа. Среди них есть и потребность в особом наслаждении; его удовлетворению и служит «театрика». Ришар Сен-Викторский (ум. 1173) много внимания уделил психологии созерцания, в том числе и созерцанию красоты.

Крупнейшие схоласты XIII в. Гильом Овернский, Альберт Великий, Ульрих Страсбургский, Фома Аквинский, опираясь на эстетику Августина, Пс. — Дионисия Ареопагита и своих средневековых предшественников, используя аристотелевский метод философской дефиниции, завершили систематизацию С. э. Прекрасное было окончательно определено через субъект-объектное отношение: прекрасно то, что «нравится само по себе» (Гильом Овернский), доставляет наслаждение в процессе неутилитарного созерцания вещи; то есть в определении прекрасного был закреплен восходящий еще к Августину и Василию Великому (IV в.), момент релятивности. Доставляют же наслаждение при созерцании только вещи, обладающие определенными объективными свойствами. Среди них, прежде всего, называются «должная пропорция и блеск» (форма заимствована у Псевдо-Дионисия), а также — соответствие частей целому, а целого — назначению вещи, выраженность во внешней форме сущности веши, гармоничность, упорядоченность, соразмерность, доброцветность, соответствующая величина. Красота осмысливается как сияние (и просвечивание) «формы» (идеи) вещи в ее материальном облике (Альберт Великий). Много внимания уделяется математическим (числовым и геометрическим) аспектам прекрасного и, с другой стороны, вопросам эстетического переживания, наслаждения. Безобразное также определяется через субъект-объектное отношение — это то, что вызывает отвращение.

Некоторый итог схоластических эстетических представлений мы находим в эстетике Фомы Аквинского (1125–1274). В своем понимании прекрасного и искусства он суммировал многие взгляды неоплатоников, Августина, Псевдо-Дионисия Ареопагита и представителей ранней схоластики, в результате чего получилась достаточно целостная эстетическая система на основе аристотелевской философской методологии. В отличие от византийской и раннесредневековой эстетики Фома перенес акцент с духовной красоты на чувственно воспринимаемую природную красоту, оценив ее саму по себе, а не только как символ божественной красоты. Вещь является прекрасной лишь тогда, когда в ее внешнем виде предельно выражается ее природа, ее сущность, или ее «форма» (Аквинат употребляет этот термин в его аристотелевском значении идеи вещи).