Лексикон

Заурчал какой-то механизм. Щель, которую она обнаружила, стала расширяться, и верхняя часть ящика поползла вверх. Эмили зажмурилась и ощупью отползла в угол, свернулась клубочком и зажала пальцами уши. Ту песню, что исполнял уличный музыкант на платформе, когда она встретила Элиота, «Lucy in the Sky with Diamonds», она пела очень часто. Давно, в Сан-Франциско, еще до того, как научилась карточным трюкам. Тогда Эмили и познакомилась с Бенни. Он играл на гитаре. На «Lucy», сказал он, подают лучше всего, поэтому она практически только ее и пела. Наверное, раз пять за час, изо дня в день. Сначала ей нравилось, но потом песня превратилась в заразу, и что бы она ни делала, куда бы ни ходила, у нее в голове все время крутилась эта мелодия, и она от нее безумно устала. Она забивала ее сексом и наркотиками, но «Lucy» все равно удавалось пробраться в ее сознание. Однажды Бенни заиграл вступительные аккорды, но она не смогла запеть. Она просто больше не могла петь эту проклятую песню. Она расплакалась, потому что ей было всего пятнадцать, и Бенни отвел ее в сторонку и сказал, что все будет хорошо. Но ей придется спеть. На этой песне самый большой заработок. Спела Эмили плохо, и Бенни тогда впервые ударил ее. Она убежала, а потом вернулась к нему, потому что у нее не было иного выбора, да и вообще это казалось правильным. Они заключили что-то вроде перемирия: Эмили не жалуется на синяки на лице, а Бенни не требует, чтобы она пела «Lucy». Ее это вполне устраивало. Она тогда думала, что это очень выгодная сделка.

И вот сейчас, когда из короба что-то начало вылезать, Эмили ухватилась за то, что всегда вызывало в ней дикую ненависть.

– Lucy in the Sky! – запела она. – With Diamonds!

* * *

Время шло, а она все была жива. И не сходила с ума. В промежутках между словами песни она кое-что слышала. И поэтому продолжала петь. Пронзительно выкрикивая слова. Когда ее внимание привлек треск в динамике, Эмили сообразила, что с нею заговорил техник. Вряд ли техника нужно опасаться. Бояться нужно ящика. Поэтому она запела потише, чуть-чуть, и открыла одно ухо.

– Всссстань на одну ногу, – сказал динамик.

Эмили убрала палец из другого уха. Некоторое время она не шевелилась, на тот случай, если ящик вдруг заговорит и ей придется срочно затыкать уши. Хотя они говорили, что им нужно, чтобы она посмотрела на что-то, ведь так? Посмотрела, а не выслушала.

– Дотроньссся до левого локтя.

Не открывая глаза, Эмили осторожно поползла по бетонному полу. Добравшись до ящика, ощупала его бок. Над щелью больше не было металла. Она ощупала край и почувствовала под ладонью нечто холодное и жесткое. Возможно, пластмассу. Эмили надавила на это. Оно прогнулось, слегка. Она села на пятки и задумалась.

– Теперь, Джессика, до правого, пожалуйста.

Она поползла дальше, добралась до стены и, держась за нее, добралась до видеокамер. Прихватив одну, поползла обратно. Нащупав ящик, пластмассовый купол, который, вероятно, скрывал то, что было внутри, она поднялась на ноги и перехватила камеру за штатив.

– Сссними ботинки.

Эмили замахнулась камерой. «Как в гольфе», – подумала она. И ударила ею. Во все стороны брызнуло стекло. Эмили поняла, что до пластмассового кожуха она не дотянулась. Перехватив штатив ближе к опорам, предприняла еще одну попытку. На этот раз, судя по звуку, удар попал в цель. Она отложила камеру и стала ощупывать пластмассу в поисках повреждений.

– Ссссядь.

Царапина. Небольшая деформация. Ничего такого, над чем можно было бы поработать. Но все же хоть что-то. Доказательство, что идея верна. Эмили выпрямилась и взялась за штатив.

– Засунь ступню в рот как можно глубже.

Эмили била по кожуху до тех пор, пока у нее не заболели руки. Лицо заливал пот. Она отшвырнула штатив, уверенная, что не найдет ничего, кроме искромсанной пластмассы. Однако урон оказался не таким сокрушительным, как она рассчитывала. Эмили принялась рвать острые, как лезвия, края образовавшейся дыры, расширяя ее и пытаясь просунуть в нее руку.

– Хочешь еще раз прогнать протоколы? – проговорил динамик. Потом: – Ладно. Я закончил.

Ее средний палец коснулся чего-то холодного, но ухватить это она не смогла. Эмили протиснула палец еще глубже и ощутила боль.

– Ой, – сказала она. – Ой-ой. – Эта штука была острой. И более толстой, чем она ожидала. Странной формы. Ей на ум пришло слово «бумага», возможно, «картон», в общем, материал, на котором можно написать слово. Но это не было ни тем, ни другим. Она подцепила это и стала вытаскивать между острыми краями дырки.

– Джжессссика, подойди к рации. Туда, откуда доносится мой голос.

Штука застряла, и Эмили стала поворачивать ее то так, то этак. Пока еще она не поняла, что это такое. Однако на ощупь оно было очень знакомо. Эмили потянула изо всех сил и услышала треск. Она очень надеялась, что сломалась пластмасса, а не важная часть того, что она вытаскивала. Наконец она вытащила эту штуку. И крепко сжала ее.