Лекции

Кант, однако, подчёркивает, что это в строгом смысле нельзя считать доказательством. Надо различать две философские, логические, если хотите, педагогические процедуры: одно дело доказать, другое дело — объяснить. Если я хочу вам что-то доказать, это означает, что я размышляю так, что вы вынуждены будете (силой логики, силой аргументов, которые я буду приводить) с этим согласиться даже против своего желания. Но объяснение предполагает совершенно нечто другое. Объяснение предполагает приглашение собеседника в мой внутренний мир. Когда я вам нечто доказываю, я вторгаюсь в ваш мир — со своими знаниями, своими аргументами: я своё знание навязываю вам. Когда я объясняю, происходит нечто обратное: я вас приглашаю к себе в гости и пробую пояснить — «ну почему именно». И вот я вас приглашаю не в Православие, не в христианство — я говорю: «Знаете, мы, христиане, в этой традиции видим такой-то смысл, для нас это дорого. Мы видим смысл Великого поста в том-то, том-то и том-то». Я могу вам пояснить, почему есть Масленица перед Великим постом, а почему есть Страстная седмица после Великого поста — я могу пояснить некую смысловую связь. Но, тем самым, я просто вам поясняю, что мы не настолько абсурдисты, как иногда о нас пишут: то, что есть в Церкви, для нас осмысленно, то есть человеческим, тёплым смыслом согрето…

Так вот, что поясняет Кант? Он говорит: это не доказательство, что я вам сказал, я просто пробовал вам пояснить, что между словами «свобода» и «Бог» есть логическая связь. Только и всего.

Вот представьте себе: является вам некий математик (геометр), который поясняет вам, что у круга есть такие-то и такие-то свойства. И рассказывает вам ряд теорем, связанных с кругом как геометрической фигурой. А в зале сидит человек, который говорит: «Простите, профессор! Но я круга нигде не встречал. Ваш круг — это ваша математическая иллюзия: по–настоящему круглого предмета физике неизвестно». И он будет прав. Да, круг в некотором смысле — это математическая модель. Но (!) даже если в мире нет ни одного предмета идеально круглого, это не означает, что геометрия неправа. Потому что геометрия изучает логическую связь между, скажем, периметром окружности и длинной радиуса и так далее… И даже если в мире нет ни одного предмета, соответствующего в точности этой формуле, это не означает, что геометр неправ.

Так вот, так же и здесь Кант поясняет: может быть, Бога нет — вы можете так считать. Вы можете считать, что свободы нет. Но если вы всё-таки вдруг дерзнёте считать, что человек свободен, вот тогда вы логически будете понуждены признать, что и Бог тогда тоже есть. Вы можете считать — «я не знаю никакого Бога и знать не хочу и поэтому я буду считать, что я несвободен». Есть такие люди, которые искренне верят в то, что они несвободны — и начинаются умствования насчёт того, что «свобода — это осознанная необходимость и не более того» и так далее. Есть такие люди. Пожалуйста. Но — здесь есть призыв именно к логической мысли. У Канта он выглядит так: «Этот моральный аргумент вовсе не имеет в виду дать объективно значимое доказательство бытия Бога или доказать сомневающемуся, что Бог есть. Он только доказывает, что, если сомневающийся хочет в моральном отношении последовательно мыслить, то он должен признание этого положения принять в число максимум своего практического разума…».

Обратите внимание — здесь есть одно важное словечко: «в моральном отношении последовательно мыслить». Понимаете, последовательная мысль есть в некотором смысле этическая добродетель (!). У нас есть право мыслить нелогично — есть. Никто не может принудить нас под страхом закона мыслить логично. Но всё-таки, если мы хотим мыслить логично, если принимаем посылку свободы, нам придётся сказать, что Бог есть.

Однако это только половина той дистанции, которую надлежит пройти. А дело вот в чём…

Хорошо. Предположим, что наша свобода есть указание на то, что есть какие-то глубины бытия, которые не описываются законами психологии, социологии, физики, физиологии и так далее. Хорошо, пусть там есть некое бытие, которое мы назовём духовным бытием — назовём его Богом, вещью в себе. Пожалуйста… Но кто даст гарантию нам, что мы свободны от Него? А не получается ли так: царь проезжает через имение некоего боярина и видит, что боярин нехорошо обращается со своим смердом. И царь говорит: «Ты этого Алёшку не тронь! Я его к себе возьму — он мне будет служить!» Ну, хорошо, сей Алёшка оказывается избавлен от тирана по имени «боярин Голицын», скажем. Будет ли он тем самым свободен от тирании Петра Алексеевича? Нет…