Что же происходит, когда несколько столетий спустя предел превращают в совершенно иную концепцию и на его место к нам приходят разнообразнейшие знаки. Первый пример – со стоиками. Они очень радикально набросились на Платона. Стоики – это не греки; они находятся на периферии греческого мира. И мир этот очень изменился. Существовала проблема – каким сделать греческий мир; затем появился Александр. И вот, как только стоики нападают на Платона, появляется новое восточное течение мысли. Стоики говорят нам, что Платон и идеи – не то, что нам нужно, эта концепция не выдерживает критики. Контур какой-либо вещи – это место, где вещь перестает существовать. Контур квадрата – это отнюдь не место, где заканчивается квадрат. Вы видите, что это очень сильное возражение. Они воспримут буквально этот платонизм, который я очертил очень схематично, то есть то, что умопостигаемая форма есть форма, соотнесенная с духовным осязанием, то есть фигура, соотнесенная с контуром. Подобно Аристотелю, они скажут, что пример с ваятелем является совершенно искусственным. Природа никогда не действовала формовкой. Эти примеры неуместны, говорят они. В каком случае природа работает со штампами? Учитывать их необходимо, но природа работает со штампами, разумеется, в поверхностных феноменах. Это так называемые поверхностные формы как раз потому, что они затрагивают поверхности, но природа в глубинном измерении с формами не работает. Я рад иметь ребенка, похожего на меня. Но я не создавал его форму. Заметьте, что биологи – вплоть до XVIII века – цеплялись за идею формы. Они настаивали на том, что сперматозоид аналогичен отливочному штампу; это не слишком разумно. Интересные идеи об этом были у Бюффона. Он говорил, что если мы хотим понять что-либо в производстве живого существа, то необходимо возвыситься до идеи внутренней формы. Концепт Бюффона «внутренняя форма» мог бы нам помочь. Что это означает? Этот концепт неудобен, так как с таким же успехом мы могли бы говорить и о массивной поверхности. Бюффон утверждает, что внутренняя форма – концепт противоречивый. Существуют случаи, когда мы обязаны мыслить противоречивыми концептами. Так, отливочный штамп, по определению, является внешней формой. Ничего внутреннего он не формует. Это равнозначно – уже для живого – тому, что жизнь не действует формовкой. Аристотель, дескать, привел искусственные примеры. А на Платона стоики набрасываются еще больше: вот идея квадрата. Как будто бы неважно, деревянный ли квадрат, мраморный или еще какой-нибудь. Но это имеет большое значение. Когда мы определяем фигуру через ее контуры, говорят стоики, в этот момент все, что происходит внутри нее, уже не имеет значения. Именно поэтому – утверждают стоики – Платон сумел абстрагировать чистую идею. Они изобличают своего рода трюк. А то, о чем говорят стоики, перестает быть простым: они пытаются создать для себя предел совершенно иного типа.
Каков же их пример, противостоящий оптико-тактильной фигуре? Они собираются противопоставить ей проблемы жизненной силы. Где останавливается любое действие? У контура. Но вот это совершенно неинтересно. Вопрос не в том, где прекращается форма, поскольку этот вопрос уже абстрактный и искусственный. Правильный вопрос: где останавливается конкретное действие? Всякая ли вещь имеет контур? Бейтсон[48]
(а он гений) написал небольшой текст под заглавием «Всякая ли вещь имеет контур?» Возьмем выражение «вне субъекта», то есть за пределами субъекта. Значит ли это, что субъект имеет контур? Может быть. Если нет, то что означает «за пределами»? На первый взгляд, это что-то пространственное. Но что такое «то же самое пространство»? Значит ли это, что «за пределами» и «за контуром» принадлежат к одному и тому же пространству? Означает ли это, что разговор или мой сегодняшний курс имеют контур? Мой ответ: «да». К нему можно прикоснуться.Тело, действие, свет: примеры
Семечко подсолнуха
Вернемся к стоикам. Их излюбленный пример таков: докуда простирается действие зерна? Семечко подсолнуха, потерянное в стене, способно перескочить через эту стену. Нечто, имеющее столь малый контур. Докуда доходит семечко подсолнуха? Можно ли сказать, докуда доходит его поверхность? Нет, поверхность – там, где семечко кончается. В их теории высказываемого стоики скажут, что это высказывает как раз то, чем семечко не является. То есть то, где семечка больше нет, но на чем оно находится, – это ничего нам не говорит. Они скажут о Платоне, что вместе со своей теорией идей он очень хорошо говорит нам, чем вещи не являются, но ничего не говорит нам о том, что такое вещи. Стоики победоносно восклицают: «Вещи – это тела». Тела, а не идеи. «Вещи – это тела» означает, что вещи – это действия. Предел какой-либо вещи есть предел ее действия, а не контур ее фигуры.
Лес