Лекции по искусству. Книга 3

Имеется описание одного такого соревнования. Оно имеется в связи с жизнью Македонского, потому что была такая, очень знаменитая спартанская гетера, которую он почитал и даже побаивался, как и собственную мамашу. Там такие были скорости! Она на эту повозочку вставала — только это была не квадрига, как у мужчин, а такая узкая повозка, запряженная двумя лошадками и гнала ее с такой скоростью, что конец ее легкого пеплоса вставал параллельно земле.

Эти дамы были очень интересные. Почему я об этом рассказываю? Потому что то, что попадает в наше поле зрения становится художественными фрагментами памяти. ФРАГМЕНТАМИ! Это не вся культура — это ее мизерные фрагменты, рассыпанные тексты и мы никогда не можем знать заранее, что за этим стоит.

Вот мы видим этих прекрасных мраморных кор — изумительных и так прекрасно расписанных. Мы читаем очень много, но с большим трудом собираем в целое то, что нам необходимо знать и не всегда представляем себе этот мир в целом. Вот вечно стоящий вопрос, который я обожаю: скажите мне, пожалуйста, почему у нас нет великих писателей? Прошу прощения, а с чего бы им взяться? У нас никаких писателей быть не может. И художников тоже. А из какой магмы они слепятся? Эти самые Пушкины и Толстые? Уж о Пушкине и Толстом я не говорю, хоть бы Гончаров, какой-нибудь. Нет. Тут нету магмы! Материи нет, из которой они могут получиться. Наоборот. Все так замечательно организовано для того, чтобы всего этого не было. Не специально, конечно. Просто мы в таком гомеостатическом духовном упадке, что быть этого просто не может. Спорта — нет. Он весь продан и куплен.

А собственно говоря: что есть? А ничего нет. Законов — нет, экономики — нет, то есть, нет магмы. Нет той организованной материи мира. А сейчас на ушко страшное слово. Нет ИДЕОЛОГИИ. Что значит идеология? Представление о мире, как о целостности. Вот у греков она была. У них был мир. Полумифологический. Но это была такая мощная материя, такая творческая магма, что из нее все время лепился гений нации, который был отдан культуре. И отдан до сих пор. Оказывается, не надо иметь общих границ. А как можно обойтись по-другому? Если этого нет, не надо придуриваться и задавать друг другу вопросы. А почему нет гениального романа? Пардон, а откуда ему взяться-то, роману этому? Или тому экземпляру, кто этот самый роман напишет? Я уж о Томасе Манне не говорю или о ком-то еще. Исключено! Только великие всеобщие связи создают ту магму или тот контекст, из которого эта культура, каким-то образом, направит свой гений на то или на другое.

Вот я приведу вам такой пример. Допустим, развитие европейской культуры. Девятнадцатый век. Ну хоть ты тресни, хоть ты умри, хоть ты убейся, разбейся об стенку — нет такого литературного, то есть такого художественного произведения в изобразительном искусстве, будь то Курбе, Луи Давид, Суриков, и которое могло бы соперничать с литературными произведениями девятнадцатого века. Вы понимаете? Литература берет на себя главные ответы на вопросы культуры и времени. Искусство не может. Почему? Потому что к этому моменту, внутренняя жизнь человека — его психология и внутреннее пространство, становятся главными. Искусство на эти вопросы отвечать не может. На это может ответить, к примеру, Бальзак, который оставил нам энциклопедию девятнадцатого века. Весь портрет девятнадцатого века. Как Данте в тринадцатом веке. Он оставил нам «Человеческую комедию», описав в ней все! Это был именно тот период великого расцвета мировой, а не только европейской и русской литературы. Потому, что она шла вглубь психологии человека — в пристальное рассмотрение его, как целого мира. И что же? Это сейчас кого-то интересует? Это сейчас кто-то читает? Кто-то знает, что он оставил нам о нас самих? Это надо быть такими идиотками, вроде меня и там кого-то еще, чтобы постоянно, каждый год, что-то перечитывать.

Я, например, перечитываю «Пармскую обитель» Стендаля. И могу рассказать сейчас о ней то, что даже никем и нигде не написано. Потому что я знаю этот роман. Я знаю, ЧТО там написано и зачем он его написал. Но то, зачем он его написал, знать сегодняшнему человеку не интересно.

Что касается этого «Дискобола», который у нас изображен такой бледной тенью.

Дискобол — Римская мраморная копия статуи Мирона

Вы знаете, я, пожалуй, им сейчас и закончу. И мы перейдем к следующей теме просто потому, что показывать, что-либо на этой аппаратуре невозможно. И я, соскочив, пропускаю своего любимого Македонского.

Этот красавец стоит практически во всех парках. А, ведь, сделали его в пятом веке до новой эры. И все равно, стоит до сих пор. Просто взял и встал.