Со второго вселенского собора константинопольский патриарх занял второе место; первое предоставлено было римскому епископу. Египет, в пору расцвета своей церковной жизни, никак не мог помириться с этим правилом, так как оно направлялось против епископа александрийского. Несмотря на то, что это правило не затрагивало, по–видимому, римского епископа, ибо оставляло за ним первенство, тем не менее оно и его било, и тем обиднее, что било, так сказать, негласно. По особенностям своего положения римская кафедра должна была стремиться обосновать свои прерогативы на церковном своем значении, а здесь, в правиле второго вселенского собора, римский епископ провозглашался первым только по значению самого города Рима как древней столицы. С этой точкой зрения Рим никак не мог помириться. Таким образом, создавались два союзника против возвышения Константинополя: Александрия и Рим. Точка зрения римских епископов в данном случае была очень странна. Ополчаясь против вселенских преимуществ Константинополя, Рим говорил, что он отстаивает никейский канон. Но этот канон вовсе не затрагивал указанного церковного вопроса, так как в 325 году и самого Константинополя, как нового Рима, еще не существовало, и было, следовательно, очень странным ссылаться на никейский канон, когда сам объект, т. е. Константинополь, в последнем смысле в правиле не упоминается. Никейский собор лишь обсуждал положение александрийского епископа в его диэцезе, а никак не устанавливал распорядка главных кафедр; он говорил лишь о древних привилегиях. И, однако, борьба велась под знаменем стояния за 6 канон I вселенского собора.
Буквальный смысл 3 канона Константинопольского собора предоставил константинопольской кафедре весьма большую честь, но ни малейшей власти: епископ столицы не был изъят даже от иерархической зависимости от своего митрополита, епископа ираклийского. Но Нектарий константинопольский умел повести дела так, что буквальное толкование канона скоро сделалось невозможным. Еще арианские епископы столицы создали достаточное количество прецедентов, которыми можно было воспользоваться и их кафолическим преемникам. Еще Македонии ставил епископов в соседние епархии с Константинополем; митрополия Геллеспонта, Кизик, с давних пор была замещаема из Константинополя: открывалась, следовательно возможность вмешательства в дела асийского диэцеза. Сам Нектарий получил от Амвросия медиоланского письмо — с просьбой о низложении митрополита никомидийского Герон–тия, поставленного Элладием кесарийским; следовательно от запада исходило косвенное признание прав Константинополя над понтийским диэцезом.
Несомненно, что стремления антиохийских отцов (333) потерпели неудачу: как ни старались они воспретить апелляции к императору, но сама жизнь и обстоятельства не давали фактически осуществиться их стремлениям. Известен случай с Порфирием газским. Его церковное стадо подвергалось всевозможным гонениям со стороны язычников, и он, естественно, принужден был искать защиты у императора: не к собору же ему обращаться в этом случае. А император, естественно, мог осведомиться у константинопольского епископа о таком или ином положении церковных дел, как у лица, близко стоявшего к церковной жизни вообще. Таким образом, в ведении константинопольского епископа оказалась целая совокупность дел. А так как по древним церковным правилам епископы, даже облеченные привилегиями, должны были решать дела synodaliter, а не единоличной властью (это отразилось даже и на языке посланий: обыкновенно в начале последних употреблялось 2 лицо ед. ч., а далее имелось обращение в роде «вы», или «вы, святейшие»), то и константинопольский епископ должен был выработать такой собор. Созывать же собор было не во власти константинопольского епископа, ибо он был лишь επαρχιώτης (суффраган) епископа ираклийского, от которого и зависело созвание собора. Таким образом, собор константинопольского епископа не мог быть ни епархиальным, так как на него не приглашались все епископы провинции, ни диэцезальным, ибо на нем не участвовали все епископы фракийского диэцеза: это был лишь σύνοδος ενδημούσα. По смыслу греческой терминологии άποδημεΐν значило отсутствовать. Посему и σύνοδος ένδημοΰσα состоял только из тех епископов, которые в данный момент почему–либо находились в столице, и компетенция такого собора не могла иметь определенных границ. Сюда могли попадать дела самых разнообразных диэцезов, и подобные явления начались очень рано.