Таким образом, Рим являлся центром потому, что он — столица всего мира. Отсюда несомненна его выгода. Сюда стекались со всех концов христианского мира, почему епископ его мог лучше всех других знать о состоянии церквей, — мог знать нужды и удовлетворять их, — мог знать смуты и умиротворять их; и, наконец, — в догматическом отношении он мог проверять свои местные богословские воззрения, справляясь, как мыслят другие церкви о том или ином догмате. Таким образом, человек, обратившийся в Карфаген, мог бы узнать только воззрение этой церкви, а обратившийся в Рим мог бы узнать воззрение всей вселенской церкви. Заимствуя сравнение из нашей обыкновенной практики, можно сказать, что римский хронометр потому имел такое преимущество, что он всегда был проверен по вселенскому времени, тогда как другие хронометры показывали только местное время. Вот как сложились исторические преимущества римской церкви, опираясь на которые, ее последующие предстоятели пошли прогрессивным путем.
При папе Викторе (первом с латинским именем) был первый случай обнаружения римского авторитета. Неизвестно, под каким влиянием, но можно догадываться, что под влиянием сектантов с востока, римский епископ признал, что восточные (малоазий–ские) церкви не как должно (не в воскресный день весеннего полнолуния) празднуют праздник пасхи. Отменить эту практику Виктор и решился. Он пытался даже отлучить восточные церкви, но эта первая претензия встретила сильный отпор. Во главе практики восточных церквей стоял епископ церкви ефесской Поликрат. Он от имени всех малоазийских (восточных) церквей и дал этот отпор. Он дал понять Виктору, что здесь празднуют так пасху по преданию апостолов, и что он, 8–й из своих родственников — епископов ефесских, прочитал все Писание и угроз не боится. И св. Ириней, в письме к Виктору, указывал на существование этого спора еще при св. Поликарпе смирнском и Аниките римском, и что — значит — тревожиться нечего. Так этот спор и окончился ничем.
При преемниках Виктора началась смута [из–за вопросов о церковной дисциплине], которая произвела даже разделение на западе. Тертуллиан восставал против римского епископа за то, что он прощал за покаяние и тяжкие грехи. Корнилию, епископу римскому, пришлось вести борьбу с Новатианом. И Но–ватиан, и Корнилий обратились к суду церкви вселенской; писали, например, Дионисию александрийскому и другим. Оттуда уговаривали Новатиана отказаться от своих претензий на римскую кафедру. При втором преемнике Корнилия, Стефане, между римской и карфагенской церковью вышло столкновение и смута, которые могли охватить собою всю вселенскую церковь. Дело поднялось из–за крещения еретиков; последних, отказавшихся от своих заблуждений, римская церковь принимала в свое лоно без перекрещивания, церковь же карфагенская таковых обыкновенно перекрещивала. Стефан, епископ римский, надменно потребовал, чтобы церковь карфагенская оставила свою практику и, при принятии в церковь еретиков, следовала практике церкви римской. В споре этом принял участие Дионисий александрийский, который сказал свое примирительное слово, результатом чего было то, что распря, возникшая было между церквами, мало–помалу совсем прекратилась. Таким образом, уже в первый период христианской церкви мы видим со стороны римских епископов попытки утвердить свой авторитет. Замечательно здесь то, чем кончились эти попытки: Виктор и Стефан потерпели во время самого спора поражение, но, тем не менее, они защищали такую практику, которая впоследствии была принята вселенской церковью. С течением времени оказывалось, что для поместных церквей следовать практике римской церкви гораздо безопаснее, чем какой–либо другой церкви. Что же касается до таких фактов, которые могли набросить некоторую тень на римских епископов, то они скоро были забыты. Так, учение папы Каллиста, отзывавшееся савел–лианством, было забыто еще в половине IV века. Темное дело антипапы Ипполита тоже скоро было предано забвению; Ипполита представили даже епископом города Порта и только открытие «Философумен» разъяснило все дело.