Читаем Лекции по истории Японии полностью

Внутри японского рода за эти столетия также произошли значительные изменения. Прежде всего необходимо отметить закрепление патриархата. Патриархат становится безусловно ведущей формой общественного строя, и матриархат, если и существует еще, то либо в виде остатков прежней системы, либо в виде ее пережитков. Старейшины родов – уже всюду мужчины, причем раньше всего такой порядок установился в родах, заселяющих Ямато, т.е. в наиболее передовой части племени. Однако, порядок перехода старшинства от отца к старшему сыну еще не соблюдался. Один из лучших знатоков древнего общества в Японии Ота Акира в своей работе "Древнейший родовой строй в Японии" (Ниппон кодай сидзоку сейдо) ясно показывает, что за все время – начиная с Ниниги до самого Нинтоку – не было случая, чтобы из двух братьев старшинство переходило обязательно к старшему (стр. 242-246 указанной работы). То же самое усматривается и в родах Мононобэ, Кацураги и ряде других.

Чем это объясняется? Ито Дзохэй в своей работе "Процесс образования японского государства" (Ниппон кокка-но сэйрицу катэй", стр. 118-1196) приводит следующие соображения: "Это означает, во-первых, то, что еще держались предания первоначального родового строя, когда отношения главы рода и членов рода были почти равноправными. Если бы уже зародилось положение, характерное для позднейших времен, когда отношения между главой рода и членами рода напоминали отношение хозяина к рабам, трудно было бы допустить, чтобы старший в роде, старший сын, имевший больший опыт, чем прочие, с такой легкостью отказывался от прав наследования и подчинялся власти своего младшего брата.

Это означает, во-первых, то, что еще не существовало закрепленного частного имущества главы рода. Если бы глава рода таким частным имуществом владел, положение главы рода было бы чрезвычайно выгодным. И старший сын должен был бы тогда для того, чтобы добиться положения главы рода, не устраивать себе новую жизнь на земле, отделенной от места поселения рода, а оставаться на все время на той же земле, что и его отец". Действительно, в те времена было, по-видимому, правилом, что сыновья вообще селились отдельно от рода отца и часто превращались в дальнейшем в основателей своих собственных родов. Так, например, изображается появление рода Хата, Косэ, Сога, Хэгури, Ки, Кацураги – восходящих к шести сыновьям Такэноути-но сукунэ – знаменитого "канцлера" царицы Дзинго. Обратным свидетельством правильности положения Ито об отсутствии в этот период частного имущества, прочно закрепленного за старейшинами, служит факт появления ожесточенных распрей именно на почве наследования тогда, когда частное имущество уже несомненно было. Хорошим примером такой распри может служить междоусобная борьба за "престол", разразившаяся после смерти Тюай и рождения его женой Дзинго сына – будущего царя Одзин. Как известно, Дзинго предпочла сделать наследником Тюай именно своего сына, с чем не могли примириться два сына Тюай от другой жены – принцы Кагосака и Осикума, рашившие защищать свои права оружием. Произошла междоусобная война, закончившаяся, как известно, победой Дзинго, вернее победой Такэноути-но сукунэ, выступившего защитником прав ее сына. Сходная борьба отмечается при воцарении Нинтоку и в особенности при воцарении Юряку.

<p>Н.И. КОНРАД: ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ (20)</p>

Увеличение численного состава родов, распад их на отдельные ветви, иначе говоря – рост населения и освоение им новых территорий сопровождались развитием земледелия. Об этом развитии говорят между прочим хроники Кодзики и Нихонги, излагая события, конечно, своим языком: они неустанно повествуют о мероприятиях по поощрению земледелия, проводимых царями. В изложении этих хроник древние цари Ямато неустанно заботились о развитии земледелия. Они стремились вводить новые, улучшенные способы обработки земли, устраивали всякие оросительные сооружения – проводили оросительные каналы, копали пруды-водохранилища, всячески содействовали разработке новых и т.п. Подобные мероприятия приписываются царям Судзин, Суйнин, Нинтоку, Кэйтай, Юряку и др. Это означает, во-первых, что главной сельскохозяйственной культурой был рис, так как именно он требует особого орошения; во-вторых, что неиспользованных мест, где не нужно было проводить искусственного орошение становилось все меньше; в третьих, что население уже прочно сидело на своих местах и поэтому принуждено было не отыскивать земли с естественным орошением, а стараться обрабатывать те участки, которые были в его распоряжении.

Наряду с земледелием развивалось, по-видимому, и скотоводство. Хронике Кэнсо (V в.) даже содержится фраза: "воды и кони покрывали поля".

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное