Лекции по истории общественной жизни и культуры России

Однако сочетание священного и мирского, созерцательного и деятельного, пассивного и активного может по-разному пониматься в рамках христианского учения. С этим связана и неоднозначность трактовки взаимоотношений человека и природы, души и тела, милосердия Бога и его неумолимости и ряд других, важнейших для жизни и культуры вопросов.

Эти вопросы получили разное решение в западноевропейской (римско-католической) и греко-византийской (православной) традиции. Христианство подразумевает, что верующие люди составляют идеальное сообщество, которое стремится к единому благу. Но в чем состоит благо? Это по-разному понимают Восток и Запад. С догматической точки зрения, речь идет о соотношении между земной и божественной природой Христа, о различии между «природой творящей» (творцом) и «природой сотворенной» (твореньем), а также между тем, что сотворено творцом и вторичным твореньем человека. Католический Запад, хотя и считал земную жизнь глубоко греховной, всегда стремился, в конечном счете, к построению «земного града», подобного возвышающемуся над нами «граду небесному». Это было одной из причин того, что борьба за обновление форм жизни стала главной чертой истории Западной Европы. Вместе с тем католическая церковь скоро погрузилась в мирские дела, и даже у самих пап возвышенные цели оказались прикрытием для низменных страстей, что в дальнейшем стало причиной реформации.

Иные взгляды восторжествовали в Византии, где церковь руководствовалась словами Нового Завета: «Богу – богово, а Кесарю – кесарево». Православный Восток не ставил себе целью переустройство земной жизни, но считал ее странствованием, ведущим к жизни небесной как единственной цели. Устройство земной жизни было передано светской власти, которая решала и многие церковные вопросы. Мирское и духовное тем самым разграничивались. Императорская власть, почитавшаяся божественной, должна была создавать условия для распространения и защиты от врагов христианской веры. Предназначением церкви была проповедь, обращенная к отдельным людям, включая императора, а не забота о делах общества. Бессилие церкви перед безнравственностью и безграничным деспотизмом императоров приводила ее к известному конформизму и выработке отрешенных от текущей жизни форм благочестия.

Первой из таких форм было скрупулезное исполнение обрядов, прежде всего отстаивание продолжительнейших богослужений. Эта форма благочестия была принята и самим императором как простейшее средство примирения с Богом. Другой формой греческой религиозности был аскетизм – подвижничество, доведенное до крайней степени «умерщвления плоти», как у многих монахов-отшельников, уходивших в пустыню, или «столпников», проводивших многие годы, не сходя с места. Наконец, третья форма, распространившаяся среди лучших из православных священнослужителей, состояла в погружении в созерцательную жизнь. Именно этой форме мы обязаны великими произведениями византийских поэтов, богословов и философов Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина, Григория Нисского, Ефрема Сирина и других. Созерцательная жизнь вела их к познанию Бога в себе и в окружающем мире, и к любви к Богу и к миру, так как «познание совершается любовью», по слову св. Григория Нисского, повторенному русским философом XX века Павлом Флоренским. В природе они видели не греховность, а благой замысел Создателя, который мог быть искажен только благодаря злой воле дьявола или ставшего его орудием человека. Космос-мироздание в соответствии с античной традицией представлялся им храмом Софии – Премудрости Божьей. Святой Софии были посвящены величайший из храмов Константинополя, а позже крупнейшие храмы Киева и Новгорода.

Практически любовь – созерцание Бога реализовывалась с помощью молитвы, которая была не только обращением к высшему существу, но и средством духовного совершенствования. Сосредоточение на вложенных в молитву мыслях позволяло отрешиться от повседневной суеты и греховных помыслов. Путь совершенствования представлялся святому Иоанну Лествичнику в виде лестницы (лествицы), переход на каждую новую ступень которой приближал человека к Богу.

Преодоление всей лестницы уже не было простым благочестием, а духовным подвигом. Для большинства православных людей, не способных на подвиг важнейшим моментом жизни было участие в богослужении и общей молитве верующих, обращенной к Богу. Именно тогда в человеке возникало чувство принадлежности к единому «телу» – церкви.

Особая роль молитвы в православии связана и с тем, что Бог, согласно этой традиции, более милостив, чем Бог католиков. Надежда на милосердие, а не страх перед карой характерна для представлений верующего, выработанных греческой церковью. Более всего велика надежда на милосердие особенно чтимой в Византии, а затем на Руси Богородицы – заступницы всех людей, умоляющей об их прощении своего сына. Представление о божественном милосердии у православных соединено со сниженным понятием о личной ответственности человека, хотя нельзя забывать, что у католиков эта ответственность могла быть взята на себя церковью.