Русский народ, по Соловьеву, только благодаря созданному им государству, могучему и всевластному, сохранил величие и самостоятельность России, которую он, желая выразить свои лучшие чувства к родине, называл «святой Русью». Эта «святость» есть особенность национального идеала Соловьева. В ней нет ничего аскетического, что столь характерно для восточного идеала святости. Его понимание святости отмечено «живым практическим и историческим смыслом», который «ясно выразился в прошедший нашей истории… в создании и постоянном охранении русского государства, единой верховной власти, избавлявшей нас от хаоса и самоуничижения». Но полнота идеала святости требует, чтобы святая Русь возжелала «святого дела», а именно: соединения церквей, духовного примирения Востока и Запада в Богочеловеческом единстве вселенского христианства. Это и есть святое дело, есть то действенное слово, которое Россия должна сказать миру.
2. «Школу Соловьева» составили в основном бывшие «легальные марксисты» —
Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Л.С. Изгоев, П.Б. Струве, М.М. Туган-Барановский, C.Л. Франки др. Их движение оформилось в 90-е годы XIX в., одновременно с «ортодоксальным», плехановским марксизмом, и видело свою цель «в направленном против народнической идеологии историческом оправдании капитализма в России» [
П.Б. Струве]. Исходя из этого, они принимали в марксизме лишь те положения, которые постулировали неизбежность перехода от феодального строя к буржуазному и отвергали социализм как закономерное выражение объективного процесса экономического развития общества. По их мнению, социализм можно принять лишь в качестве социального идеала, а не социального предвидения. Если социализм может осуществиться «по законам природы», тогда бессмысленна всякая деятельность, всякое усилие отдельной личности. Свобода воли несовместима с объективной необходимостью. Непонимание этого, полагали они, составляет главную ахиллесову пяту марксизма, которая, на их взгляд, порождена ориентацией на гегелизм. Поэтому, как утверждал М.Н. Туган-Барановский, «гегельянская терминология вместе с пресловутым „отрицанием отрицания“ может быть совершенно устранена из социальных теорий Маркса без всякого ущерба для их доказательности и логической силы». Среди них вообще преобладало убеждение в мировоззренческой нейтральности марксизма, отсутствии в нем строго однозначного философского основания. Им казалось правомерным сближение марксизма с любой философской системой, однако в интересах этического обоснования социализма они отдавали предпочтение кантианству, которое сыграло определяющую роль в их эволюции от «марксизма к идеализму», а затем и к «новому религиозному сознанию»,
веховству.
Веховство, названное так по сборнику статей «Вехи», вышедшему в свет тремя изданиями в 1909 г., претендовало на «обновление» русской интеллигенции, ее «духовное возрождение». Осуществление этой программы оно связывало с критикой «давящего господства народолюбия и пролетаролюбия», т. е. народничества и марксизма. По словам одного из авторов сборника, русская радикальная интеллигенция не заключала в себе никаких культурно осознанных стремлений и идеалов, кроме «метафизической абсолютизации ценности разрушения» [
С.Л. Франк]. «Школе Чернышевского» веховство противопоставило «настоящую русскую философию» — «от Чаадаева до Соловьева и Толстого», объявив это направление русской мысли «конкретным идеализмом», не имеющим ничего общего ни с социализмом, ни с политикой. «Конкретный идеализм» провозглашался не только «основой нашего национального философского творчества», но и мистическим восполнением «разума европейской философии, потерявшей живое бытие» [
Н.А. Бердяев].
Веховство формировалось на принципах соловьевского всеединства, окончательно переводя богопознание из плоскости чистой веры в плоскость богоискательства.
В русском богоискательстве возникло множество самых разнородных тенденций, главнейшими из которых были персонализм Бердяева, интуитивизм Лосского и иррационализм Шестова.