Лекции по культурологии

В Европе, как и во многих других регионах, города имели защитные сооружения. В одном из словарей конца XVII в. город определялся как место обитания большого числа людей, обычно замкнутое стенами. Но эта угрюмая замкнутость уравновешивалась праздничной открытостью рынка, без которого не существовало ни одного города. Всеобщими рыночные отношения сделал именно город. Открытость и замкнутость, вдох и выдох – эта пульсация городов делала их похожими на организмы. Лишь две культуры имели такие города – мусульманский мир и средневековая Европа. Новоевропейский город с его стремлением к порядку стал больше походить на механизм. Таковы были города Нового Света, строившиеся по плану древнеримского города. Но и в Европе после Возрождения беспорядочность средневековых городов стала дополняться чёткой прямоугольной планировкой предместий. Именно в предместьях старых городов, а также в городах более молодых, где в эпоху промышленного переворота размещались предприятия индустрии, находил себе пристанище дух рационализма Нового времени. С городами Западной Европы долго соперничал Санкт-Петербург. Его своеобразие было в смешении различных стилей градостроения, в разноязычии, которым отличалось население города. Даже слуги, как отмечали очевидцы, знали несколько языков. Население Санкт-Петербурга быстро росло. В середине XVIII в. в городе было около 75 тыс. жителей, спустя четверть века – почти 200 тыс. Даже в этом он походил на города Западной Европы Нового времени. Кстати сказать, до Нового времени большие города были известны лишь на Востоке да ещё в античности, например, в Риме в I в. до н.э. проживало более 1 млн. человек. В XVI–XVIII вв. города Европы стали быстро расти. Так, численность населения Лондона в середине XVI в. составляла около 100 тыс. жителей, а в конце XVIII в. – 860 тыс. Этот количественный рост являлся как бы внешним выражением пробуждавшегося интереса к количеству вообще. Научное познание Нового времени явно предпочитало количественные методы. Некоторые европейские авторы утверждали, что только математика придаёт исследованию действительно научный характер; среди них можно назвать Р. Бэкона, И. Канта, К. Маркса. Почтительное отношение к числу восходит к пифагорейцам. В Новое время познание стало отождествляться с поиском количественных характеристик, в качестве видели лишь непознанное количество. А.П. Чехов устами героя рассказа «На пути» говорил, что современная научная работа заключается в приращении цифр. Страсть к количеству проявлялась не только в увлечении цифрами, статистикой, измерениями, но и в склонности к разнообразию, к быстрой смене впечатлений, к новизне и переменам.

Мода на потребление

Можно сказать, что в Новое время традицией становится само «новое». Естественно, что стремление к новизне было обеспечено растущим богатством. Полотна художников свидетельствуют о том, что одежда представителей обеспеченных слоев общества менялась сравнительно быстро, гораздо медленнее происходили изменения в одежде простонародья. И всё же одним богатством и состоятельностью европейской знати нельзя объяснить тот факт, что в XVIII в. Франция становится законодательницей моды. Восток в отношении моды был гораздо консервативнее Запада. Разумеется, тон в Европе задавали свободомыслие и светскость. Члены религиозных орденов практически вообще не меняли покроя одежды, который был установлен основателями орденов. Чем объяснить эту веру европейского человека в новое? Почему новое его не пугало, а манило? Над этими вопросами стоит порассуждать самостоятельно. Мы можем высказать лишь своё мнение: нового не боятся только тогда, когда заранее уверены в своей власти над ним. Что может питать эту веру? Убеждение в своём принципиальном превосходстве над ним, в абсолютной делимости всякого нового, мира в целом. Дивидэ эт импэра («Разделяй и властвуй») – такова суть европейского мировоззрения и культуры Нового времени. Принцип собственной неделимости и убеждённость в делимости всего и вся способствовал развитию безграничных возможностей в освоении мира. Он стал абсолютным принципом потребления: то, что нельзя употребить в дело и с пользой, сразу и в целом, можно употребить постепенно и по частям. Данный принцип обусловил бесконечное многообразие потребностей, поскольку он непрерывно порождал новые потребности, что являлось важнейшим условием развития культуры. Благодаря принципу деления, понятого как общекультурный принцип деятельности, маленький и слабый человек, вышедший из недр средневековой Европы, оказался способным утвердить своё превосходство над миром, разделяя его на части и осваивая их одну за другой. Предела такому делению нет, предел может поставить лишь сам человек, его собственная неделимость, т.е. сознание принципиальной неделимости жизни и мысли.

Характерные черты европейской культуры