Лекции по общей психологии

Как видим, данная теория делает еще шаг вперед. Она рассматривает эмоции как результат взаимодействия коры с таламусом и объясняет разнообразие эмоциональных переживаний. При этом кора выступает как орган отражения свойств внешнего мира. Она — носитель оценок стимулов и программ поведения, накопленных путем обучения. Таламус выступает как носитель врожденных программ общих приспособительных реакций организма. Он — орган непосредственной оценки воздействий внешнего мира, а также состояний организма и прямой реакции на них. Общий характер их взаимодействия, по Кэннону, заключается в антагонизме: кора тормозит таламус, и обратно. В общем, приобретенные знания и программы поведения доминируют над древними, врожденными отношениями к миру и реакциями. Последние прорываются только тогда, когда кора не может справиться с ситуацией. Например, когда ей «неизвестно как действовать» (нет опыта и соответствующих программ), или предпринимаемые действия не дают эффекта (программы негодны, мир изменился и т.п.). Но зато, когда бразды правления взял таламус, летят кувырком все приобретенные корой значения и нормы действия. Так, например, мы теряемся, впадаем в панику, приходим в ярость, когда встречаем непреодолимую угрозу (нет программ действия), или когда все наши усилия не достигают цели (имеющиеся программы неэффективны). Поэтому, когда могущественная эмоция ослепляет человека, он совершает дикие и бессмысленные действия: плачет, бьется в судорогах, душит обидчика, впадает в окаменение (возвращение к древним формам реагирования).

Приведенные примеры говорят о том, что в таламической теории имеется зерно истины. О том же говорят и некоторые экспериментальные факты. Например, кошки, у которых удалена кора полушарий, проявляют повышенную возбудимость, частые вспышки ярости и страха по малейшим поводам и т.п. Кроме того, есть данные, что центры, заведующие внешним выражением эмоций, действительно расположены в таламусе.

Однако, есть факты и против этой теории. Во-пер-вых, основная масса центров удовольствия и наказания расположена, как мы уже знаем, не в таламусе (они есть в гипоталамусе, мозжечке и многих других отделах). Во-вторых, опять-таки не таламус, а гипоталамус оказывает главное влияние на вегетативную нервную систему. Таламус же «заведует» максимум некоторыми выразительными движениями. Так что фактически дело обстоит намного сложнее, и в формирование эмоции вносят свой вклад все отделы мозга.

Но главное — другое. Из всех этих теорий неясно, почему возникают эмоции и для чего они нужны. Вспомним универсальную схему поведения живых организмов, с которой мы начали наш курс (см. лекцию II). Свойства внешнего мира отражаются психикой. В соответствии с этими свойствами выбираются программы ответного поведения. Оно осуществляется. Психика отражает и оценивает результаты. Полезные свойства отмечаются и полезные действия закрепляются, вредные и безразличные отбрасываются. Так формируются все более правильные картины реальности и все более эффективные программы поведения.

А причем тут эмоции?

Некоторые ученые так и отвечают — не причем! Так, например, американские психологи Хебб и Ходж, французские Клапаред и Жане прямо говорят, что эмоции — это просто нарушение нормальной нервной активности в коре. Они возникают, когда у животного или человека нет готовых программ реагирования на данную ситуацию. Тогда происходит бессмысленный разряд энергии, который дезорганизует действия и мышление. Эмоция выглядит здесь, как жест отчаяния, которым реагируем мозг на непонятную, неожиданную или безвыходную ситуацию, в которой он не знает, как действовать. Она представляет собой врожденную реакцию на неразрешимый конфликт между тем, что человек знает и может и тем, чего от него требует жизнь.

Теории такого рода можно назвать конфликтными теориями эмоций.

В советской психологической науке такую теорию развивает П.В. Симонов. Однако, он не делает отсюда пессимистического вывода, что эмоции не нужны или бесполезны. По мнению Симонова, эмоция как раз помогает организму выходить из таких, казалось бы, безвыходных положений. Он пишет: «Существует притча о двух лягушках, попавших в банку со сметаной. Одна из лягушек, убедившись, что выбраться из банки невозможно, прекратила сопротивление и погибла. Другая продолжала биться, хотя се прыжки и казались бессмысленными. Под ударами лягушачьих лапок сметана постепенно загустела, превратилась в комок твердого масла. Лягушка влезла на него и ... выпрыгнула из банки».