Лекции по общей психологии

На ранней стадии возникновения языка первобытные люди располагали только тем, что получили в наследство от своих животных предшественников — довольно развитой системой выразительных, т.е. эмоциональных криков (вспомните лекцию о коммуник^_г ции у животных). Эти крики сообщали в основном о внутренних состояниях. Информацию о внешнем мире, прежде всего трудовых процессах, несли главным образом воспроизводящие, имитативные действия.

Так что сначала, по-видимому, издаваемые прачело-веком звуки только сопровождали его основные коммуникативные действия — пантомимические движения и жестьь Эти звуки носили характер своего рода эмоционального выразительного (экспрессивного) аккомпанемента. Однако, по мере совместного повторения они все теснее связывались с соответствующими движениями, ситуациями и предметами, становились их сигналами. Звуки и их сочетания обрели предметные значения.

Постепенно ситуация все более изменялась. Как более удобные сигналы (руки оставались свободны), речевые звуки стали главным средством представления реальности, а выразительные действия превратились в уточняющий, главным образом экспрессивный компонент.

Схематически весь этот путь от практического действия до слова имел, по-видимому, примерно такой характер: реальная ситуация — практическое действие — его имитация — схематический жест — сопровождающий звук (выразительные звуки) — обозначающий звук (речевые звуки). В разных случаях этот путь мог иметь разную форму и давать разные результаты.

Например, можно представить в одних случаях такой ход событий: хватательное действие — указательный жест — призывный звук — наименование. Доказательством того, что подобный путь имеет место, может служить происхождение огромного количества слов из указательного «это». Например, в западно-суданских языках этот корень образует слова «внутреннее», «нижнее», «земля», «человек», «рогатый скот», «слон», «я», «глаз», «смотреть», «знать», «нос», «рот», «пить», «вода», «зуб», «кусать», «есть», «говорить», «слушать», «ухо», «имя», «тень», «душа», «четыре», «восемь» и др.

Другой возможный путь: практическое действие — его полная имитация — частичное воспроизведение — символизация в жесте — сопровождающие звуки — наименование — глагол. Доказательством возможности такого пути может служить в большинстве языков происхождение огромного количества слов от корня, означающего «рука». Например, в чувашском языке от этого корня происходят «знак», «указание», «знамение», «сила», «мощь», «право», «бог», «брание», «дача», «бытие», «дать», «обещать», «взять», «звать», «предлагать», «бороться», «захватывать», «строить» и др.

Марр утверждает, что вообще «нет глагола, который не происходил бы прямо или посредственно от образа ... «руки», т.е. нет глагола-действия, который не происходил бы от слова «рука», «орудия действия». А также «нет глагола состояния, которое не происходило бы от того же слова «рука».

Таким образом, языковые значения возникают из имитативных действий в ходе практического взаимодействия человека с окружающим миром. У людей это взаимодействие носит характер коллективного труда. Поэтому оно требует обмена информацией для координации, направления и контроля совместных действий, т.е. требует общения, коммуникации. Речь и является таким специально коммуникативным действием, задача которого воздействие не на вещи, а на людей.

Практическое трудовое взаимодействие людей с окружающим миром и друг с другом не только требует создания языка, как средства связи и управления. Труд формирует языковые значения и определяет их развитие. Именно в труде, как мы видели, обнаруживаются объективные непосредственно неощутимые отношения и связи вещей, явлений, действий. Соответственно возникают и оформляются новые значения.

Родившись из представлений, языковые значения все далее уходят от живой чувственной образности. Как это происходит?

Представления есть нечто личное. Они принадлежат мне. Слова по своей природе принадлежат обществу. Использование слова возможно только тогда, когда его понимают. А это возможно только в том случае, если для всех владеющих данным языком оно означает одно и то же.

Но коль скоро дело обстоит так, из общественного значения слова должны выветриваться, утрачиваться в ходе общения все частные индивидуальные особенности представлений объектов. Например, я представляю собаку громадной лохматой дворнягой, а моя знакомая — изящным беленьким шпицем. Но когда я говорю «собака», эти частности должны отпасть, чтобы мы поняли друг друга. Слово как средство общения автоматически обобщает и стандартизует реальность, выделяет отличительные признаки обозначаемых им объектов.

И здесь оно также автоматически уходит от частных, образных, чувственных представлений.