В остальных европейских государствах столкновение между демократическим движением и абсолютной монархией закончилось компромиссом в виде конституционной монархии. (Попытки установления республики, имевшие место в Англии в XVII в. и в Испании в 1873 г., были безуспешны). Этот результат был обусловлен не только тем, что в большинстве европейских стран монархия в лице определенной династии представляла собой историческую силу, с которой нельзя было не считаться, но также традиционной привязанностью населения к самой идее монархии, влиянием конституционной теории, воспитанной на английском образце, наконец, иногда, кроме того, и соображениями международного характера (а именно стремлением воспользоваться взаимными родственными связями европейских владетельных домов с целью укрепления международного положения страны). В Новейшей истории Европы мы неоднократно встречаемся с тем характерным явлением, что после переворота, окончательно устранившего старую династию, народ, перед которым открывается свобода выбора между республикой и монархией, отдает предпочтение последней. Так было в Бельгии после отделения ее от Голландии в 1830 г.; в Болгарии в 1886 г. после отречения Александра Баттенбергского; в Сербии после убийства Александра Обреновича (1903 г.); наконец, в Норвегии после разрыва унии ее со Швецией (1905 г.). Последний случай особенно замечателен тем, что вопрос о форме правления был решен в Норвегии плебисцитом, давшим подавляющее большинство голосов в пользу монархии.
§ 53. Отличие монархии и республики
Обыкновенно отличительным признаком монархической власти считают наследственность ее монарха, отличительным признаком высшей правительственной власти в республике — ее выборность. Многие теоретики государственного права считают, однако, такое деление неправильным, указывая на существовавшие в прошлом избирательные монархии (Польша и старая Германская империя).
Возражение, поскольку оно касается классификации конституционных государств, едва ли основательно. Классификация эта не задается целью охватить все разнообразие государственных форм, существовавших на всем протяжении всемирной истории, но имеет в виду лишь установить группировку форм современного конституционного государства; в настоящее же время избирательных монархий не существует, и это явление едва ли случайно. С большим основанием можно утверждать, что оно обусловлено и историческим происхождением современных конституционных монархий, и влиянием политической теории. Избирательная монархия везде, где она только существовала, оказывалась учреждением весьма неустойчивым и нецелесообразным. Она или приводила к разложению государственного строя, или превращалась в наследственную монархию. Старые избирательные монархии или не дожили до начала конституционно-демократических движений, как Польша, или не пережили этого критического периода, как старая Германская империя, а там, где монархия вводилась учредительным актом народа, составители конституции избегали выборной монархии как института, плохо зарекомендовавшего себя в истории.
Писатели, отвергающие наследственность как существенный признак монархической власти, ищут обыкновенно различия между монархией и республикой в распределении государственной власти между законодательным собранием, с одной стороны, и главой правительства, с другой. Но все классификации, построенные на этой почве, не выдерживают критики. Так, например, Еллинек в своем сочинении "Gesetz und Verordnung" различает монархии от республик, смотря по тому, кто является суверенным органом государства — одно физическое лицо (монарх) или коллегия (законодательное собрание или народ). Но такое определение прежде всего противоречит разработанному самим Еллинеком понятию суверенитета, согласно которому он является свойством всего государства, а не какого-либо отдельного его органа. Суверенитет поэтому приходится понимать здесь не в обычном, а в условном смысле, а именно — разуметь под ним преобладание одного органа над другими. Но установить точные юридические признаки такого преобладания невозможно. Правда, в некоторых конституциях сувереном, т. е. источником всех властей, признается монарх, а в других — народ. Но руководствоваться этими официальными определениями при научной классификации государственных форм невозможно, во-первых, потому, что во многих конституциях определений такого рода совершенно нет, во-вторых, потому, что суверенитет народа провозглашается и в некоторых монархиях, как, например, в Бельгии, в Румынии.