"Что может сравниться с такой честью, — говорит св. Иоанн, — небо получает начало суда с земли. Судия сидит на земле, и Владыка следует за рабами; и что последний присуждает внизу, то Он утверждает горе"[233]
. "А когда он призывает Святого Духа, совершает страшную жертву и постоянно касается общего всех Владыки, скажи мне, где поставим его? — вопрошает святитель. Какой потребуем от него чистоты и какого благоговения? Подумай, каковы должны быть руки, служащие этому, каков язык, произносящий эти слова? Не всего ли чище и святее душа, принимающая этого Духа? Тогда ангелы предстоят священнику, весь чин небесных сил взывает и наполняет место около престола в честь Лежащего"[234]. Приступая к этому святому служению, пастырская душа, по мысли святителя, "должна сиять, подобно свету, освещающему вселенную"[235]. Во время молитвы, по свидетельству св. Златоуста, пастырь "так приступает к Богу, как бы ему вверен был весь мир и сам он был отцом всех, прося и умоляя о прекращении повсюду войн… о мире и благоденствии, о скором избавлении от всех… бедствий частных и общественных[236]. Для совершения такой молитвы чистота и святость священника, по словам св. Иоанна Златоуста, должна превосходить даже святость таких великих угодников Божиих, как пророки Моисей и Илия. "Тот, кто молится, — пишет св. отец, — за всю вселенную и умилостивляет Бога за грехи всех, не только живых, но и умерших, тот каким сам должен быть? Даже дерзновение Моисея и Илии я почитаю недостаточным для такой молитвы"[237].Поэтому душа священника, по замечанию св. Златоуста, должна быть чище самих лучей солнечных, чтобы Дух Святой всегда пребывал с ним и чтобы он мог говорить: "Живу не к тому аз, но живет во мне Христос"[238]
. Сам святитель благоговел и трепетал перед святым служением. Он говорил: "Принимающему на себя сан служителя Божия нужно иметь великое благоразумие, и еще прежде благоразумия великую благодать Божию, правоту нравов, чистоту жизни и добродетель более, нежели человеческую"[239]."Священник, — учит св. Иоанн Златоуст, — должен быть бодрствующим и осмотрительным и иметь множество глаз со всех сторон, как живущий не для себя одного, а для множества людей" (1 Тим. 3, 2)[240]
."Грехи обыкновенных людей производятся как бы во мраке и губят только согрешающих… никому не нанося опасной раны. Но стоящие на высоте священнического достоинства, — во-первых, всеми видимы; во-вторых, самые неважные погрешности их представляются великими в глазах других людей… Поэтому священник должен со всех сторон оградить себя, как адамантовыми оружиями, непрерывной бдительностью, всегдашней трезвенностью жизни, неопустительным наблюдением того, чтобы не оставалось какое-нибудь место нагим и незащищенным, и враг, заметив его, не нанес смертельного удара. Ибо со всех сторон, — говорит Златоуст, — окружают люди, готовые уязвлять и поражать, — не только враги и зложелатели, но многие и из тех, которые принимают на себя вид друзей"[241]
. Вот почему священнослужитель, по мысли святителя, должен всегда быть осторожен в своих действиях и внимателен к себе, "чтобы он мог отвращать душу свою от всякой нечистоты и сохранить неповрежденную духовную красоту"[242]."Пока жизнь священника хорошо устроена со всех сторон, он недоступен для коварства; если же случайно он погрешит в малом (что возможно, потому что он человек и переплывает море этой жизни, полное заблуждений), другие подвиги его не помогают ему заградить уста обвинителей, но этот малый проступок набрасывает тень на все прочие. Какова должна быть чистота священника; а между тем, сколько соблазнов предстоит ему. Душу священника обуревают волны, сильнейшие тех, — пишет святитель, — какие ветры подымают на море, но самая опасная волна, которая может поглотить пастыря — гордость"[243]
. Эта страсть уничтожает в пастыре все доброе и святое и направляет его разум не на то чтобы воздавать благодарение Творцу, а чтобы приписывать все своим способностям. Этим самым пастырь умерщвляет в себе все Божественное и духовно умирает, а с ним гибнет и вся паства. Поэтому св. Иоанн Златоуст запрещает допускать к священству тех лиц, у которых замечалась страсть к тщеславию, честолюбию и властолюбию, гневу, склонности к чувственным удовольствиям и мирским заботам[244]. Лица, подверженные этим страстям, по мысли святителя, если и примут сан, то не только не избавятся от них (страстей), но еще более усилят их, растравят свои душевные раны. "Тот, кто до получения священного сана не научился удерживать гнева, но легко воспламеняется, — когда получит в управление целый народ — подобно зверю, уязвляемому отовсюду и всеми, и сам не может быть никогда спокоен, и вверенных ему непрерывным подвергает смятениям, — наставляет святой отец"[245].