Лекции по патрологии I—IV века

Иначе дело обстояло в римско–католическом богословии. Здесь во второй половине XVIII в. вырабатывается дисциплина, которая соединила в себе составные части прежней патристики и патрологии, прибавив третий элемент — руководство к правильному пользованию святоотеческими творениями и наставление о цели изучения их. Соединив все это, назвали науку патрологией, и в этом широком смысле наименование удерживалось и в XIX в. Только во второй половине этого века некоторые римско–католические патрологи стали вводить двойное наименование курсов: «патрология и патристика» (например, Nirschl, Lehrbuch der Patrologie und Patristik; Rezbänyay, Compendium patrologiae et patristicae), отмечая этим двойственную задачу, преследуемую авторами. С другой стороны, и превратности в судьбе патристической науки на протестантской почве не остались без влияния на постановку ее и в римско–католическом богословии. И со стороны римско–католических богословов в самое последнее время обнаруживается совершенно отрицательное отношение к «патристике», причем довольно резко заявлено, что для спасения слова «патристика» нет никакого основания перекрещивать патрологию в патристику; а против опытов соединения патрологии и патристики говорят, что менее всего позволительно оправдывать, если патристику принимают в дом патрологии как бедную сестру и отдел патрологии, излагающий сведения об учении отцов, называют патристикой. Патрология должна восстать против такой сестры, потому что она со своей стороны не может отказаться от суждения об учении, заключающемся в писаниях отцов. «У этой патристики, — говорит О. Bardenhewer, — без сомнения, должно быть оспариваемо право на существование, потому что она живет на чужой счет»[122]. Некоторые же римско–католические авторы идут далее и обнаруживают стремление к замене названия (патрологии протестантским altchristliche Literaturgeschichte [история древнехристианской литературы], хотя наименование не изменяет существа дела, так как обычно рассматривается древнецерковная литература; а в таком случае наименование недостаточно точно обозначает предмет науки, так как не отношение к христианству вообще, а богословско–церковное содержание дает особенный отпечаток патристической литературе и делает ее предметом самостоятельной богословской науки. Поэтому римско–католические богословы признают необходимость удержать наименование науки «патрологией», допуская возможность параллельного обозначения ее именем «истории древнецерковной литературы», так как это наименование заключает в себе признание принципиальных предположений патрологии[123].

С конца XVIII в. появилось много учебников и руководств, в которых давалось сжатое и более или менее обоснованное изложение добытых результатов в области патристической письменности. Между католическими можно назвать руководство Joh. Ad. Möhler'a Patrologie oder christliche Literärgeschichte (Regensburg, 1840), обнимающее три первые века; Μ. Permaneder, Bibliotheca patristica (1841–1844) в двух томах; J. Fessler, Institutiones Patrologiae (1850–1851) в двух томах (новое издание [под редакцией В. Jungmann'a]: 1890—1896); J. Alzog, Grundriss der Patrologie oder der älteren christlichen Literärgeschichte (Freiburg, 1866, 4–е издание: 1888); J. Nirschl, Lehrbuch der Patrologie und Patristik (Mainz, 1881–1885) в трех томах. Между протестантскими руководствами прежнего времени должно назвать Н. J. Pestalozzi, Grundlinien der Geschichte der Kirchlichen Literatur der ersten sechs Jahrhunderten zum Gebrauch bei Vorlesungen gezogen (Göttingen, 1811). В это время постепенно стало более обычным делать предметом литературно–исторического изображения только церковных писателей древности с исключением позднейших; при этом и относительно определения периода христианской древности достигнуто было некоторое согласие в том, что греческую литературу доводили до Иоанна Дамаскина (ум. ок. 754) и латинскую — до Григория Великого (ум. 604).

Последние десятилетия истекшего века и первые годы наступившего в западной богословской науке отмечены проявлением выдающегося интереса к древнехристианской письменности, результатом которого оказываются многочисленные и весьма ценные труды по изданию и изучению текста и исследованию содержания ее, и этот живой интерес с его важными для богословской и церковно–исторической науки последствиями не ослабевает и в настоящее время: работы по исследованию разных сторон древнехристианской литературы расширяются и углубляются, круг исследователей и научных трудов в этой области постепенно увеличивается. Чтобы определить значение переживаемого нами церковно–исторического научного оживления, достаточно коротко охарактеризовать выдающиеся проявления его.