Ибо последнее средство воздействия добросовестно исполняющего родительский долг отца на сына заключается в том, что после того, как тщетными оказались все предупреждения, наставления и даже наказания нерадивого сына, отец начинает отдавать наследство, приготовленное сыну, другому, пока сын взирает на это со стороны, чтобы, увидев это, сын мог огорчиться и с готовностью броситься исполнять свои обязанности, дабы вновь обрести наследство себе. Так и Бог хотел, чтобы падение иудеев пошло на пользу им, хотя, в то же время, Он извлек из этого пользу для язычников, но так, чтобы [при этом] подтолкнуть иудеев и вызвать в них большее стремление, когда они увидят, что они пали и лишены благодати, которой удостоены теперь язычники.
То же самое происходит (и это истолкование с позиций нравственности и морали), когда Бог позволяет человеку впасть в смертный грех, так, чтобы упав, он мог, наконец, признать свою омерзительность, в то время как до того он казался сам себе более добродетельным, нежели остальные.
13. “... Я прославляю служение мое”. Как он прославляет свое служение? Славя тот факт, что несмотря на то, что иудеи пали, все же он провозглашает язычникам сокровища Христовы. Ибо похоже, что он порицает иудеев за то, что они ничего не принимают, умаляют себя и делаются грешниками, тогда как через его служение язычники обрели сокровище. Таким образом, если столь великое благо пришло к язычникам через его служение, в то время, как иудеи были лишены этого, то этим деянием он, конечно, доказывает величие своего служения. Но он прославляет его отнюдь не тем, что доставляет этим удовольствие себе самому. Он совершает это для спасения других, так, чтобы иудеи, слыша о том, что они пали, а язычники обрели сокровища, получили стимул к тому, чтобы устремиться на поиски богатств того же служения. Но они не получили бы такого стимула, если бы он сказал, что его служение принесло что-то бесполезное и ненужное язычникам, или что иудеи ничего не потеряли.
И это очевидно из того факта, что человеку позволительно стремиться к славе, покуда это делается на пользу другим, например, из братской любви, не из стремления к собственным тщетным удовольствиям, но для благополучия других.
Во-вторых, он говорит это по той причине, что, хотя сам он был иудеем, он не может сказать о них ничего, кроме порочного и предосудительного, и, несмотря на то, что он не был язычником, он не предрекает им ничего, кроме славы и обогащения. Последних он превозносит и прославляет их дары, о первых он отзывается пренебрежительно, сожалея об осуждении, которое пало на них. Его ответ заключается в том, что он делает так потому, что этого требует его служение, потому что, будучи Апостолом язычников, он не должен говорить, будто провозгласил какую-то незначительную и презренную весть им, дабы никто не считал, что он и его служение не несет никакого плода им. Ибо кто оценит по достоинству [ваш] дар, который вы сами считаете недостойным? И не только это, но он также делает это для того, чтобы подтолкнуть иудеев к ревности, чтобы он мог принести двойной плод своим служением, посредством чего язычники множатся[12] из-за превосходства благ, явленных его служением, а иудеи — из-за того, что множатся язычники — подталкиваются к тому же, разгораясь желанием обладать этими благами.
Таким образом, он говорит: “Вам говорю, язычникам...”, то есть вам во славу, потому что вы были обогащены. Но ему не позволено говорить это иудеям, дабы они не осквернились еще более.
16. “Если начаток...” Латинское слово delibatio, используется [в Вульгате] вместо греческого термина aparch, “начаток”, или то, что предлагается от первой и лучшей части урожая. И это более подходящий и уместный способ описания того, что имеет в виду Апостол, чем слово delibatio. Этим он как бы говорит: “Если Апостолы — святые люди, взятые от иудеев, как “начатки” и как наиболее драгоценная часть народа, то вся нация, поскольку она происходит от того же ствола и имеет ту же природу, не должна презираться за свое неверие.