Лекции по зарубежной литературе

Владимир Набоков Лекции по зарубежной литературе

Мой курс, помимо всего прочего, есть разновидность детективного расследования тайны литературных структур.

Vladimir Nabokov

LECTURES ON LITERATURE

Copyright © 1980 by the Estate of Vladimir Nabokov

Editor’s foreword copyright © 1980 by Fredson Bowers

Introduction copyright © 1980 by John Updike

Published by special arrangement with Houghton Mifflin Harcourt Publishing Company

All rights reserved

© С. А. Антонов, перевод, 2009

© И. М. Бернштейн (наследник), перевод, 2018

© В. П. Голышев, перевод, 1998

© Г. М. Дашевский, перевод, 1998

© Е. Н. Касаткина, перевод, 1998

© Н. Г. Кротовская, перевод, 1998

© В. С. Кулагина-Ярцева, перевод, 1998

© М. С. Мушинская, перевод, 1998

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА^®

Предисловие редактора

«В 1940 году, прежде чем начать свою академическую карьеру в Америке, я, к счастью, не пожалел времени на написание ста лекций – около двух тысяч страниц – по русской литературе, а позже еще сотни лекций о великих романистах – от Джейн Остен до Джеймса Джойса. Этого хватило на двадцать академических лет в Уэлсли и Корнелле»[1].

Владимир Набоков прибыл в Америку в мае 1940 года. За работой выездным лектором Института международного образования и чтением курса русской литературы в летней школе при Стэнфордском университете последовали годы, проведенные в колледже Уэлсли, – с 1941-го по 1948-й. Первоначально он являлся единственным преподавателем на отделении русистики Уэлсли и читал там курсы стилистики и грамматики; кроме того, он подготовил обзорный курс по русской словесности в переводах («Русская литература № 201»). В 1948 году Набоков получил место доцента отделения славистики Корнеллского университета, где им были прочитаны лекционные курсы «Мастера европейской прозы» («Литература № 311–312») и «Русская литература в переводах» («Литература № 325–326»). Аннотация первого из них почти наверняка написана самим Набоковым: «Будут изучаться избранные английские, русские, французские и немецкие романы и рассказы девятнадцатого и двадцатого столетий. Особое внимание будет уделено индивидуальному дарованию и вопросам структуры произведений. Все иноязычные сочинения будут читаться в английских переводах». Этот курс включал «Анну Каренину», «Смерть Ивана Ильича», «Мертвые души», «Шинель», «Отцов и детей», «Госпожу Бовари», «Мэнсфилд-парк», «Холодный дом», «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда», «В сторону Свана», «Превращение» и «Улисса»[2]. К преподаванию американской литературы Набоков в Корнелле допущен не был, поскольку не состоял на английском отделении. Весной 1952 года он читал лекции в Гарвардском университете в качестве приглашенного преподавателя.

Оставив преподавание в 1958 году, Набоков позднее планировал опубликовать книгу, основанную на материале его лекций, однако так и не начал претворять этот замысел в жизнь. (Лекции о «Мертвых душах» и «Шинели» вошли в текст книги «Николай Гоголь», изданной в 1944 году.) Предлагаемые читательскому вниманию тома[3] содержат набоковские лекции в том виде, в каком они читались в аудитории. Не говоря уже о том счастливом обстоятельстве, что в данном случае мы имеем дело с отзывами о шедеврах четырех литератур, принадлежащими крупнейшему писателю, его лекции заслуживают внимания широкой публики потому, что они являются надежным путеводителем по искусству художественной прозы как таковому. С пренебрежением относясь к трактовкам литературы с точки зрения школ и направлений и презирая критиков, видящих в ней средство общественно-политических посланий, Набоков стремился показать, как работает то или иное выдающееся произведение: «В годы моей преподавательской деятельности я давал своим студентам точные сведения о деталях, о таких сочетаниях деталей, которые способны озарить произведение, высечь искру, ибо без нее оно мертво. В этом плане общие идеи не имеют никакого значения. Любой осел способен понять отношение Толстого к адюльтеру, но чтобы наслаждаться его искусством, настоящий читатель должен представить себе, к примеру, каким был вагон ночного поезда «Москва–Петербург» сто лет назад. И тут лучше всего помогают чертежи. Вместо того чтобы увековечивать претенциозную чушь, которую педагоги несут, тщась истолковать названия глав – как гомеровские, хроматические и относящиеся к внутреннему содержанию этих глав, – лучше бы они запаслись картами Дублина, где отчетливо прослеживались бы точки пересечения маршрутов Блума и Стивена. Если не представлять себе заросли лиственницы в романе „Мэнсфилд-парк“, он потеряет свое стереографическое очарование, а если студент не представит себе фасад дома доктора Джекила, он не получит подлинного удовольствия от рассказа Стивенсона»[4].