И ведь дело-то не в самих картинках и матерных словах, которые можно заменить такими научными словами как пенис и вагина. И сосущего женскую грудь мужчину заменить на сосущего ту же грудь младенца. А в самом описании, которое влечет возбуждение. Отсюда следует вывод, что разрешённая ЭРОТИКА не должна возбуждать. Тогда логично принять не только Закон, запрещающий порнографию, но и Закон, запрещающий само ВОЗБУЖДЕНИЕ. А то показывать («заводящую» некоторых) счастливую жизнь совокупляющихся животных по телевизору МОЖНО, а вот жизнь совокупляющихся людей НЕЛЬЗЯ. Что за сексуальная дискриминация? Вы только представьте, если бы у животных было своё телевидение, по которому бы им показывали занимающихся любовью людей, а не самих животных? Представьте и вдумайтесь! НА-ФИ-ГА им это нужно? А нафига это тогда нужно нам? Вам не кажется, что мы стали настолько умнее животных, что перестали понимать элементарные вещи? Наш мозг полностью подчинил себе физиологию и стал управлять нашими инстинктами. Почему мы изначально к процессу зачатия человеческой жизни относимся как к чему-то постыдному, грешному и пагубному? Почему теребить свои половые органы естественно, а чужие — аморально? Почему заниматься тем, на что любой живой организм толкает сама природа — грешно? Почему из всех физиологических потребностей, таких как пИсать, какать, кушать, размножаться, лишь последнее является чем-то особенно «зазорным»? На мой взгляд, безгранично набивать брюхо едой более грешно, чем безгранично любить женское тело. И почему люди становятся близкими лишь после полового акта, а не после выпитого бокала виски на брудершафт? Почему переспать в одной постели считается началом отношений, а посрать на одном поле — не считается? Почему соединяет сердца людей не еда, а секс? А если пофантазировать и приравнять остальные потребности к сексу? Например, покушал в ресторане на бизнес-ланче с незнакомым человеком за одним столиком — ВСЁ! СТАЛ ПАРТНЁРОМ ПО БИЗНЕСУ! Съел пуд соли с симпатичной коллегой по работе — СТАЛ ПАРТНЁРОМ ПО ЖИЗНИ! ПопИсал в лесу под одним и тем же кустом с незнакомой девушкой — ЖЕНИСЬ!
И почему говоря о сексе, мы краснеем от смущения, а о том, сколько мы сожрали за новогодние праздники, говорим с бледным, равнодушным, а иногда и гордым лицом? Может оно бледное из-за похмелья? Но ведь говоря с того же похмелья о вчерашнем спонтанном сексе по-пьяни мы ведь опять краснеем…
Почему мы постоянно пытаемся «припрятать» секс за какую-то невидимую ширму? Закрыть его в какой-нибудь «Ящик Пандоры» и ни в коем случае его не открывать? За что мы так себя наказываем? И при этом, ещё и удивляемся, что демографически уменьшаемся в численности. А как же насчёт СВОБОДЫ человека, который счастлив от своей разнообразной сексуальной жизни и хочет просто поделиться своим опытом и радостью с окружающими, написав об этом песню, книгу или сняв художественный фильм? Ведь если в нашей жизни будет больше песен, книг и фильмов о любви (пусть даже и откровенной), чем преступлений, убийств и ограблений, о которых подробнейшим образом рассказывают детективные произведения и показывают почти по всем телевизионным каналам, то и людям (на мой взгляд) больше будет хотеться ЛЮБИТЬ, чем ГРАБИТЬ и УБИВАТЬ.
А может нам рискнуть и что-то поменять в общественном сознании? Для начала попробовать сменить гнев на милость и просто оставить матершинника в покое? Пусть матерится сколько ему угодно. И если людям будет неприятно с таким общаться, то они сами от него отвернутся. Жизнь сама поставит похабника на место и накажет одиночеством гораздо больнее, чем самый строгий Закон.
Да и к сексу относиться ни как к чему-то плохому и запрещённому, а как к естественному и единственному способу создания человеческой жизни. Иначе мы можем так сильно увлечься запретами, что в будущем действительно начнём массово «производить» потомство в пробирках, «покупать» детей в магазинах, «находить» их в капусте и ждать, когда нам их «принесёт» аист.
— ПРОФЕССОР!.. ПРОФЕССОР! ПРОФЕССОР!.. — копировало эхо, звонкое, вылетевшее из девичьих уст слово, парящее по опустевшей аудитории юридического факультета Коммерческого Гуманитарного Университета, словно застрявший в пустой голове абитуриента аист, недавно впорхнувший туда с языка профессора.
Очнувшись от своей же минутной задумчивости, профессор Правдорубов, бросив беглый взгляд по кабинету, увидел перед собой стройную, высокую девушку с длинными, забранными в высокий, тугой хвост, русыми волосами. Её серые глаза, не моргая, восхищённо смотрели чуть выше профессора, видимо, пытаясь отыскать над его седой головой невидимый нимб, а пухлые губки, гипнотически, то смыкались, то размыкались, издавая при этом негромкий, с волнительной хрипотцой, звук.