Лёля и медведь (СИ)

— Прости, это меня успокаивает, — я пожала плечами, отметив про себя, что, пока другие девчонки гуляют свою бурную молодость, я к тридцати годам на беспокойстве и страхе одиночества навязала целую коллекцию на радость бабушке, которая меня этому и научила. Но у неё-то в эти годы уже был дедушка и трое детей.

— Лёля, мужик не хочет приходить домой и видеть, как ты вяжешь носки. Это не сексуально!

— Это свитер, — поправила я, — для него. Для Стаса, — внутри снова сжалась маленькая плакса, готовая вот-вот закатить новую истерику.

Чтобы заглушить боль, я потянулась к коробке с любимыми шоколадными эклерами, которые Вика притащила с собой, когда по телефону я ей сообщила, что у меня чрезвычайно разбитое сердце.

Подруга, прищурившись, проследила за тем, как половина эклера пропадает за моей щекой.

— Что? Знаю-знаю, это тоже не сексуально… Но так вкусно! — промычала я, наслаждаясь нежным кремом. Все-таки кондитеры — те ещё лекари души.

— А вот и нет, это очень даже сексуально, — Вика пальцем стёрла с моей щеки шоколад и облизала его, — но ты не налегай сильно. Давай мне последний, — получив свое лакомство, подруга блаженно улыбнулась и закрыла глаза. Я же говорю, эти эклеры творят чудеса.

Когда эклеры и шампанское были полностью употреблены по назначению (успокоили мои расшатанные нервы), мы с Викой улеглись на разложенный диван в надежде уснуть до рассвета. У меня был выходной, а вот Вике предстояло отснять семейную фотосессию в десять утра.

— Хорошо, что съемка в парке, — весело сказала Вика, когда мы только начали разливать игристое, — а то в студии от меня может случиться короткое замыкание.

Уснуть нам, конечно, не удавалось. Я продолжала эгоистично ныть в плечо подруги, насквозь вымочив её дежурную пижаму, хранящуюся у меня на случай ночёвки.

— Ох, все, Викуль, я удалю это приложение и постараюсь все забыть, — я потянулась за телефоном, но Вика, хлопнув меня по руке, выбила телефон.

— Ты ещё в монастырь соберись из-за неудачного секса. Запомни: плохой опыт — это тоже опыт! И вообще сейчас я сама пошаманю над твоим профилем. Стасик офигеет, — пообещала Вика, вскакивая с дивана с моим телефоном.

— Нет! Я ему ещё не говорила, что все знаю! И вообще, может, я не так все поняла. Вдруг эта старая фотография? Или вообще не его невеста? — обманываю саму себя, протянула я. На фотографиях все было предельно ясно.

— Мы тут весь вечер упиваемся шампанским и соплями, а ты не уверена? — Вика скрестила руки на груди и глянула на меня с укором.

— Мне было очень плохо…

— Ещё хуже тебе будет с утра. Спи, а я все-таки пошаманю, — она прошлепала босыми ногами на кухню, — Фу, кофе только растворимый, что ли?

— Вик, ну не надо, — бормотала я, борясь со сном. В окно уже во всю бился лиловый июльский рассвет. Сквозь распахнутое окно в комнату сочился аромат тёплого дождя и мокрого асфальта.

Уже совсем скоро, первого сентября, мне исполнится тридцать. Если учитывать, что средняя продолжительность жизни в Москве составляет около семидесяти трех лет, то я прожила почти половину своей жизни в одиночестве. Дальше я начну стареть, заводить кошек и все чаще покупать эклеры в кондитерской на углу дома. Может, не стоит прогонять Стаса? Он сможет все объяснить. Я нужна ему, я верю. Я хочу верить.

— Вика… — сонно позвала я, надеясь вернуть в постель свой телефон и подругу.

— Доверься мне, — отозвалась подруга, снимая закипевший чайник с плиты.

Когда по комнате пополз аромат кофе, я стала терять связь с реальностью. Последним, что донеслось до моего разума, было Викино протяжное "о дааа, детка, так-то лучше!"

***

— Цепи-цепи кованые, раскуйте нас! Кто из нааас? — детский садик под окнами моей квартиры вышел на прогулку и принёс с собой адскую головную боль.

Я свесила руку с дивана в надежде нашарить телефон и по привычке проверить сообщения от Стаса. Каждое утро он присылал мне селфи и нежное пожелание на день. Вспомнив о Стасе, я взвыла и с головой ушла под тонкое покрывало.

Сквозь ткань в мой шалашик пробивалось яркое летнее солнце. Запах мокрой травы приятно щекотал ноздри. И даже смеющиеся дети не раздражали, а, скорее, навевали тоску о чем-то неслучившемся. О том, что у тридцатилетней Лёли никого нет. Никого, кроме мигрени.

— Вика? — жалобно позвала я и, откашлявшись, крикнула уже увереннее: Викулечка!

В ответ только детские визги и лай корги, вечно торчащего на балконе этажом ниже. Сколько же времени? Вика, наверное, уже вовсю работает, бедняжка. Держит увесистый фотоаппарат дрожащими руками и жуёт мятную жвачку, надеясь скрыть следы вчерашней терапии. Хотя это ведь Вика. Не удивлюсь, если она идеально выглядит и бодро скачет в своих модных кроссовках.

Пожалев себя ещё добрых три захода в "цепи-цепи кованые", я все же скатилась с дивана и прошлепала в ванную, попутно глянув на часы, подмигивающие с зеленого дисплея микроволновки. Отлично, уже почти полдень и, если бы не мочевой пузырь, как знать, сколько ещё я могла бы проспать.