Лёлита или роман про Ё

Для тебя, для тебя, для тебя, трам-пам-пам, самой лучшей мне хочется быть — уау!.. А ведь это даже не моя — родителей моих музыка… С неба звёзды достать и единственным стать для тебя, для тебя, для тебя, трам-пам-пам!.. Как это кто такая? Это, голубчики, Алла Пугачева эпохи, когда сама Алла ещё под столл ходилла. Ну, или почти так.

Но Лёлька-то, Лёлька — хулиганка! выдумщица! Наташа Ростова на первом балу… Постой-ка: а ведь он у неё, очень даже может быть, и впрямь первый? Ну, держись, графинечка, да ноги береги…

Тиму оставалось лишь завистливо улыбаться. Для него вальс — слово, а я худо-бедно пару раз, а кружил. Тем более что и не вальс это никакой, танго. Но танга, братцы, и я не сдюжу. Поэтому вальсируем, девушка, просто вальсируем! Хотя бы и на раз-два-три-четыре.

Или Тим лыбился на наши грабли в валенках?

2. Вокзал для троих

Про целый месяц не рассказываю, потому что нечего. Любопытного с нами не происходило. Мы ели, спали, охотились, кормили кур и кропали нетленку. Вот разве Лёлька с Тимом неожиданно сблизились. Я видел их то спорящими, то шепчущимися, то молча робящими что-нибудь по хозяйству, но то и дело неразлей-вода.

Или неразлей и возникло-то лишь потому, что после дедовой смерти я стал всё чаще уединяться с писалом и пергаментами. Настоящую библию следует писать писалом и непременно на пергаментах, вот и понтюсь, не обращайте.

И куда им при таком раскладе как не друг к другу?

Или просто весна, и должно же было когда-то начаться? И понеслось: из рыси да в галоп…

Да и сама весна вышла стремительной, что войсковая операция из учебника Клаузевица (вы листали? — я нет, но сравнение классное, и менять не собираюсь). Снег сошёл за неделю. Лёд на озере продержался ещё дня два. Бог пригрел, природа купилась и попёрла: сперва трава, за нею почки. Из тех тут же повылуплялись слабенькие, как семимесячные дети, листики. Я заопасался, что это очередной финт леса: завтра садик зацветёт, послезавтра яблоки поспеют, а к майским морозы долбанут, и мы — хоп, и без картошки!.. Однако вздрейфнул зря, обошлось. Всё в природе развивалось своим, хотя и несколько поспешным чередом.

Включая взаиморасположение ребятят.

Им стало настолько хватать друг друга, что факт моего присутствия начал ссыхаться до размеров факта и только. Бывало, проснёшься, глянешь с печи — завтрак на столе, а их уже и нету. Где? Да вон, в огороде копошатся — грядки мастерят. Выйдешь, руки в боки упрёшь: эй, аграрии, может, хоть до апреля подождём? «Ага», — в один голос, а сами семечки в землю тычут…

То же и в обед: сидишь себе, ложку теребишь, чугунок оглаживаешь — сотрапезников, стало быть, поджидаешь. А тут Лёлька вбегает: да ешь ты, ешь, мы уже. Тиснет чего-то из сундука и — назад.

Ну, вы где вообще? А они уже вона где, на берегу — он её, видишь ли, рыбной ловле обучает.

Не скажу, чтобы меня это сильно огорчало — наоборот даже. Хорошо ж, правильно же ж всё! Откровенным лямуром пока не пахнет, но движется куда надо. И, кстати, безо всякого змиева патронажа, наиестественнейшим из путей.

С каковой радости и обрёл я обыкновение всё чаще уходить на дедову скамеечку и просиживать там дотемна.

Во-первых, само место волшебное. Тихое, к раздумьям понуждающее, сядь только — и никакой метлой не сгонишь. Во-вторых, оказалось, что обуви удобнее старикановых валенок нет. Они достались мне по наследству — как сапоги тому охламону в сказке про кота: стояли себе в уголку, дожидались («А ты помрёшь, и я обую»). Очень мне в них выходило комфортно. Тепло, сухо, легко и нигде, ну вот нигдешеньки не давит. В такой-то обувке чего бы век-другой не проволынить?..

И повелось: прихвачу с утречка тормозок и сижу-любуюсь, как зелёный шум идёт-гудёт, мыслю, то есть, вдохновение нагуливаю. Нагуляю — построчу. Настрочу — вроде как и день не зря прожит. Очень, повторяю, я к этому месту и душой, и задницей расположился.