Ранее предатели нанесли мордианцам жестокий удар. По расчетам Корбулона, если бы Кровавые Ученики не разделили силы, выбрав главной целью удержание базы у ворот улья, то уже разгромили бы 237-й. Гвардейцы лишились большей части тяжелой бронетехники, но бились достойно, учитывая, что их застигли на открытом месте. Бойцы обратили собственные потери себе на пользу — окружили свои ряды стеной выгоревших и разбитых остовов, создав нечто вроде оплота из перекореженного металла. Уцелевшие машины палили по врагу, располагаясь в просветах баррикады. Если их уничтожали, они служили полку и после гибели, становясь частью импровизированной стены. Подобная смекалка солдат произвела на Корбулона впечатление. Для создания такой преграды требовалось редчайшее сочетание: вдохновенный командир и умелые экипажи, способные занимать нужные позиции даже в сложнейших условиях.
Рыцари Баала подошли к оплоту с юго-востока. Кровавые Ученики не прекращали атак до самого последнего момента. Их отряд целиком состоял из штурмовых десантников с прыжковыми ранцами, благодаря чему хаоситы перелетали стену, врывались в гущу гвардейцев и быстро возвращались. Такие стремительные выпады повторялись снова и снова. Верховный жрец насчитал двадцать предателей. Два десятка против нескольких тысяч? Что ж, их вполне хватило бы для победы.
Но они не успели.
— Воины Мордиана! — донесся из вокс-динамиков «Флегетона» голос сержанта Гамигина. — Вы хорошо сражались. Вы сдержали врага. Теперь мы принесем воздаяние!
Радостных криков не последовало. Железные Гвардейцы никогда не выражали своих чувств. Вместо этого они обрушили на Кровавых Учеников сосредоточенный огонь. Прижатые к стене, мордианцы собрались с силами и отблагодарили спасителей тем, что начали биться еще отчаяннее.
Штурмовые пушки и штормболтеры на турелях «Хищников» и «Лэндрейдеров» извергли снаряды в отступников. Замедлившись, бронемашины пропустили вперед тактических десантников, и канонада усилилась: пешие бойцы открыли огонь из болтеров. Бортовые стрелки давали залпы из всех орудий, кроме лазерных, опасаясь разрушить укрепления Железной Гвардии.
Проворные изменники, сменив направление атаки, помчались по дуге к колонне 4-й роты. Их встретил ураган очередей из штурмовых пушек, и двое Кровавых Учеников просто исчезли, разорванные на куски детонацией своих прыжковых ранцев. Еще несколько хаоситов, получив ранения, неуклюже приземлились невдалеке от танков. Остальные, паля из болтеров, опустились на землю позади передовых бронемашин.
Один из предателей оказался на корме «Флегетона» и выпустил несколько снарядов вдоль центральной оси «Хищника», целясь в Корбулона. Выскочив из люка, верховный жрец ответил огнем из болт-пистолета. Он попал изменнику в нагрудник, и оттуда заструился дым. Кровавый Ученик неловко отшатнулся, но тут же вновь бросился в атаку, стреляя на ходу.
Корбулон пригнулся, и снаряды просвистели у него над головой. Прямым выпадом жрец вонзил Зубья Небес в поврежденную броню хаосита. Меч зарычал, прогрызая керамит, чтобы добраться до плоти. Отступник попытался вырваться, но карающий клинок не выпустил его. Надавив на рукоять, Кровавый Ангел погрузил оружие в «черный панцирь» и дальше, до костей. В ответ Ученик снова нажал на спуск, стараясь при этом направить болтер в лицо верному космодесантнику. Оттолкнув руку врага, Корбулон пробил ему оба сердца цепным мечом.
Из середины колонны донеслась пальба. Изменники провели в ближнем бою достаточно времени, чтобы изменить течение битвы, после чего умчались прочь. В схватке они потеряли еще троих.
Сангвинарный жрец услышал рев десантных кораблей.
«Нас отвлекли, — понял он. — Вынудили остановиться».
Над низиной к танкам Четвертой мчались «Громовые ястребы» предателей, но наперерез им летели «Грозовые вороны» Кровавых Ангелов. Из всех десантных кораблей ринулись воины с прыжковыми ранцами.
«Хищники» развернули башни. Орудия на турелях уже вели огонь.
Множество неприятелей собрались в одном месте. Идеально.
Но затем на дальнем краю равнины началось некое событие, великое и грозное.
Неотрывно глядя туда, Корбулон преисполнился ужаса.
Хеврак и его братья стояли у подножия холма из обломков. Над ними с уст разъяренного Кровавого Пророка слетала сама истина. Звуки из его глотки не складывались в слова. Он произносил заклятия — вернее, нечто гораздо большее. Этот шум был волей Кхорна, вкладываемой напрямую в душу верующих, и молитвой к его неистовству, более праведной, чем любой церковный гимн. Завывание проповедника творило ярость из воздуха; оно не имело смысла, поскольку ни один человеческий язык не смог бы передать всей силы и чистоты вышнего гнева.