Лемартес

Заклятия почти пробили барьер. Близилась кульминация обряда. Неистовство жителей улья, ярость умирающих в пожарах Профундиса и гнев сражающихся достигли критической массы.

К холму снова приближались «Громовые ястребы» Кровавых Ангелов. На первом заходе они почти ничего не добились — Хеврак видел, как воля Пророка нарушила их планы. Сейчас машины неслись быстро и уверенно.

— Сбить их! — приказал капитан.

И в ту же секунду ощутил прорыв.

— Не надо! — крикнул Дхассаран. Ощутив всю мощь того, что происходило вокруг них, темный апостол издал нечто среднее между громогласным хохотом и довольным свирепым воем.

Хеврак присоединился к нему, как и все прочие Ученики. Они обрели искупление.

И нечто большее.

Божественное упоение.

Неподалеку от обороняемого ими участка сама земля отозвалась на проповедь Кровавого Пророка. Она содрогнулась, потрескалась, раздвинулась… И чудо, увиденное Учениками в день перерождения, вернулось к ним.

Глава четвёртая: Столп

— Огонь ракетами по этой груде мусора! — приказал Кастигон, когда эскадрилья заложила вираж для второй атаки. — И не смотреть на того смертного. Как поняли?

Пилоты других «Громовых ястребов» подтвердили получение команды. Хорошо. Лемартес был прав — этот человечек действительно представлял собой главную угрозу. Кастигон, сидевший в кабине рядом с братом Агаром, отвел взгляд от нечестивой пляски проповедника. Для этого потребовались немалые усилия: его жесты обладали огромной притягательной силой. Офицер словно вырвался из гравитационного колодца духовной черной дыры.

— Лети верно, брат, — велел он Агару.

— Есть, капитан, — ответил пилот с тем же напряжением в голосе, что и у самого Кастигона.

«Неужели Лемартес испытывает подобное каждую секунду бодрствования?» — спросил себя офицер.

— Гнев старается подчинить нас, — произнес он в ротный вокс-канал, обращаясь ко всем братьям и к себе. — Не поддавайтесь. Помните: мы — нечто большее, чем ярость во плоти…

Эскадрилья не сбилась с курса — пошатнулось само бытие.

Равнина между десантными кораблями и их целью раскололась. Безумцы начали падать в ширящийся под ними разлом. Скученная толпа рядом с трещиной словно завращалась, и через несколько секунд расселину окружил живой вихрь из тысяч людей, бегущих с ураганной скоростью. Он поглощал все больше, больше и больше тел, но при этом сжимался. Бесноватые взмыли над землей, будто смерч из плоти. Торнадо стремительно поднялось на десять метров, двадцать, пятьдесят.

Агар резко развернул «Крылья примарха». Машина содрогнулась и, не подчиняясь управлению, вновь понеслась к громадной воронке.

Вихрь уже вытянулся на сотню метров вверх и продолжал сжиматься.

— Бей по нему! — скомандовал Кастигон.

Пилот открыл огонь. Все десантные корабли дали залп, неистово извергнув в кошмарное чудо снаряды тяжелых болтеров и орудий «Громовой ястреб», лучи лазпушек и ракеты «Адский удар».

Возможно, выстрелы Кровавых Ангелов довершили жуткий обряд, но не исключено, что смерч и без них достиг необходимой плотности сжатия. Так или иначе, тела флегетонцев лопнули и исчезли. Их кровь хлынула из центра торнадо к его основанию и к верхней точке.

Кружащийся алый столп с ревом понесся к небу. Колонна извивалась по всей длине, то сгибаясь, то выпрямляясь. Ее движения воспроизводили танец пророка в неимоверных масштабах. Она была чем-то средним между извержением, бурей и зовом.

Столп выбросил спиральные рукава крови. Они ударили по толпе и хлестнули эскадрилью.

Багряная влага врезалась в фонарь кабины «Крыльев примарха». Бронестекло разбилось, Кастигона и Агара залило кровью.

«Громовой ястреб» вошел в штопор.

Капитан не заметил этого. Его поглотила Жажда.

Я — копье. Я — правосудие. Я стал ими благодаря ярости. Мой полет из люка «Кровавого шипа» подобен падению метеора. Моя сосредоточенность на цели непоколебима. «Громовой ястреб» изменников стал центром моего поля зрения и моей реальности. Вокруг него накладываются друг на друга разные миры: я на Флегетоне и на Терре одновременно. В тени улья Профундис и Императорского Дворца. Время для меня мечется по дистанции в десять тысяч лет. Прежняя эпоха; нынешняя; обе сразу; ни та ни другая.

Зазубренная чернота. Пульсирующий багрянец.

Само бытие исковеркано, обманчиво. Лишь моя цель имеет значение. Я точно знаю, кто должен умереть. Мои враги — враги Императора, предавшие Ангела и то, к чему он стремился. Все, кроме добычи, застлано черным и красным. То, чего я не вижу, не падет жертвой моей ярости.

В момент прыжка из «Кровавого шипа» тот мчался выше ближайшего «Громового ястреба». Пока я спускаюсь к противникам, они взмывают навстречу мне. Стреляю на лету из болт-пистолета в правой руке, сжимая левой Кровавый Крозиус. В изменчивом потоке времени эта реликвия служит мне надежнейшим якорем. Оружие вещественно — сто веков назад оно уже существовало, такое же реальное, как и сейчас. Когда булавой сражался первый верховный капеллан сынов Сангвиния, ее окутывало алое сияние. Теперь она светится для меня. Крозиус убивал в прошлом и убивает сейчас.