Лемминг Белого Склона (СИ)

Вот уж это Хаген запомнил лучше, чем хотел бы. Как только запахло кровью, первыми бросились наутёк рабы. За ними подались хусманы, батраки, такие, как сам Хаген: эти надеялись до какого-то мига, что хутор выстоит и им заплатят за лето, но умирать за хозяина не хотели. Бранд Свистодуй, с которым Хаген вроде как подружился, на его глазах отбросил топор: "Чего стал, бежим!", но что позволено слуге, то запретно для внука короля, пусть и в изгнании. Бранд недалеко убежал: его треснули по затылку обухом топора, и он свалился в пыль.

А вот кто стоял за Буссе насмерть, так это вольноотпущенники. Те, кому Козёл позволил и помог выкупить свою свободу. Те, кто остался под его кровом и за его столом. Те, для кого глава рода Селингов стал отцом и вождём. И уж они-то пали все до единого над телом господина. Только израненный Винги Лыко стоял на ногах, обливаясь потом и кровью.

- Ты кто? - спросил его Атли, опираясь на секиру.

Вообще-то Винги был мастеровитым канатчиком, но ответил иное:

- Я - свободный человек.

- Ты недурно сложен, - заметил Атли, - я, пожалуй, сохраню тебе жизнь, коли станешь рабом.

- Я был рождён рабом, но умру как вольный! - воскликнул Винги, занося топор, но, разумеется, Атли его тут же зарубил.

- Остальных спрашивать не буду, - молвил вождь, оглядывая усеянный трупами двор, - обыщите тут всё, кого найдёте - вязать да на корабль, а потом устроим тризну. Тролль бы их поимел, этих бондов: я лишился пятерых бойцов!

- Только пятерых? - удивился Хаген. Чересчур громко: волосатый кулак тут же впечатался ему в лицо, и ночное небо вспыхнуло северным сиянием, а потом - темнота.

Не видел юноша, как викинги потрошили гнездо рода Селингов, как выводили и насиловали женщин, как убивали стариков и малых детей - забавы ради, как вязали пленных и вели с прочей добычей на берег. Не слышал криков, плача и рёва пламени, охватившего Сельхоф. Не знал, что весёлая Альвёр, дочь рыбака Сульдара, выбежала из горящего сарая, задыхаясь в дыму, что её взяли пятеро бородатых героев над телами своих павших побратимов со словами: "Мы делаем это в память о вас!", после чего зарезали её и бросили в огонь. Не знал, что Ингрид не хватило духа убить себя и дочерей, и что их Атли забрал себе сверх положенной доли.

Только чувствовал сквозь тяжкое забвение жар погребального пламени над хутором.

Всё это сын Альвара изведает после - и полной мерой.

Очнулся Хаген уже с петлями на руках и ногах. На борту "Курочки", просторного кнорра, ещё вчера принадлежавшего Буссе.

В море.

Рабом.

2

На Сельхофе Хаген Альварсон как-то сразу прижился. В первый же вечер спросил работы, но Ингрид, жена хозяина, отправила его в баню, затем - к столу: ты, мол, сегодня пока гость, а там - как решит держатель Сельхофа. Сам же глава рода Селингов подозвал Хагена в конце ужина, оглядел с ног до головы и спросил:

- Откуда ты такой взялся?

Хаген подумал, что разумнее будет солгать, и сказал то же, что говорил прочим: прибыл с Дальних островов, с Йокульсея, там каждую зиму прирастает ледник и спихивает дома людей в море, земля ничего не родит, кроме мха и лишайника, там холодно и голодно, вот и покидаем отчие края. Надо же как-то жить, верно?

- Ты по виду моряк, - заметил Буссе, раскуривая набитую кизяком глиняную трубку, - во всяком случае, по одежде. Покажи руки! Ага. Что умеешь делать?

- Немного работал в кузне, два хода ходил юнгой в море, - на сей раз лгать не пришлось.

- Ступай завтра на причал, будешь работать у Дага Стигсона, - решил Буссе. - Слышишь, Даг? Вот этот парень - как тебя, Хаген, да? - возьмёшь его завтра на тресковую тропу, глянешь, чего он стоит. Ты, малый, надолго ли думаешь тут задержаться?

- До осени, коль скоро ты сочтёшь меня не худшим работником.

- Вот как. Сразу скажу, что я плачу тем, кто работает у меня дольше трёх зим, по двадцать марок в месяц. Новичкам вроде тебя не стоит рассчитывать больше, чем на десять. Итого, получишь по осени сорок марок серебром. Это тебя устроит?

- Более чем, Буссе бонд, - поклонился Хаген.

Сорок марок - скромная плата, но на зиму хватит. Марка серебра - это десять пундов ячменя.