Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.

Трудности во взаимоотношениях между французскими властями и русскими, характерные для всей истории «лемносского транзита», вытекают в первую очередь из разногласий о судьбе Русской армии. А вопрос этот возник еще до прибытия первых ее частей в Константинополь. 30 ноября Совет Министров Франции принимает решение предоставить всем эвакуированным русским статус гражданских беженцев и ограничиться чисто гуманитарной помощью. Жорж Лэг объясняет это решение так: «Сохранение армии, не сумевшей воевать в Крыму, где у нее были базы снабжения, бесполезно с точки зрения чисто военной; рассчитывать на русские войска для борьбы с Советами, как и было доказано на опыте, не имеет смысла. Наоборот, сохранение армии было бы чревато самыми тяжелыми последствиями: трудности международного масштаба, опасность для регионов, где положение и без этого шатко и, наконец, расходы по содержанию и денежному довольствию не по силам бюджету Франции»[62].

Генерал Врангель не согласен: «Применение к войскам режима индивидуальных гражданских беженцев жестоко подточило бы их дух и повлекло бы за собой безвозвратное их разложение и превращение в скопище из 70 000 человек, не поддающихся никакому разумному влиянию»[63].

Это мнение находит поддержку у французских военных властей в Константинополе. Разоружение неминуемо повлечет за собой праздность! Нэраль де Бургон «считает крайне опасным объявить сейчас о том, что они превращаются в гражданских беженцев, и находит необходимым обходиться с ними, как с солдатами»[64]. А адмирал де Бон опасается возможного возникновения бандитизма или вступления русских в ряды кемалистов.

Правительству пришлось согласиться с постепенным расформированием в ожидании найти страны, готовые принять таких неудобных гостей. Несомненно, на это уйдет много времени. А пока надо сохранить дисциплину этой массы, причем французских военных на месте немного. Нейраль де Бургон заключает: «Врангелевская армия полностью организована и дисциплинирована, и, значит, выгодно сохранить ее […], но только в подчинении французского командования»[65]. Следовательно, французское правительство лишь за неимением выбора соглашается сохранить то, что Бруссо назвал «фикцией» армии. Ее оставляют под командованием Врангеля, влияние на армию которого, по словам адмирала де Бон, «является той силой, которую мы должны использовать во избежание авантюры»[66].

Эта неясность ляжет тяжелым бременем на взаимоотношения казаков и французских властей. Ведь Врангель, в отличие от того, что он заявляет французам, ничуть не намерен распылять свои войска, а наоборот, хочет сохранить их для возобновления борьбы с Советами. Скрытое вначале, это теперь провозглашается открыто, в особенности в феврале, когда генерал обращается к своим воинам на Лемносе. Секретные циркуляры комсоставу предписывают расстраивать все попытки, направленные против сохранения армии как таковой[67]. С этого момента начинают быстро портиться его отношения не только с французской властью, но и с лагерным начальством, им самим назначенным, в первую очередь с ген. Фостиковым на Лемносе.

У этого начальства довольно необычный статус: они одновременно в подчинении и у Врангеля, и у французов. Например, у Бруссо на Лемносе. Ему (Бруссо) предписывается исполнять свои обязанности «со всей предупредительностью и уважением к возрасту и чину своих коллег»[68]. Такое двойное подчинение мыслимо лишь в рамках отличного взаимопонимания, но становится проблематичным при наличии различных целей, что и будет доказано в ближайшее время.

С января Бруссо начинает жаловаться, что «русские начальники охотно ссылаются на Врангеля, когда им это удобно, чтобы встать поперек пути ему самому», т. е. Бруссо. И коварно добавляет, что «им не стыдно нарушать предписания своего Главкома, когда эти предписания нарушают их собственную халатность и лень». Первое столкновение происходит, когда Бруссо отдает приказ об изъятии неиспользуемых револьверов и передаче их французским военным. Фостиков отвечает, что не может исполнить приказание французских властей, не имея на это предварительного разрешения ген. Врангеля[69]. Генерал Шарпи сообщает об этом Врангелю, но тот одобряет это неподчинение приказу: «…я не смог бы санкционировать моим молчаньем все приказы по армии, которые отдаются помимо меня. Таким образом, я предписываю всем начальникам […] исполнять все желания французского лагерного начальства, но одновременно уведомляю их о том, что во всех принципиальных вопросах они обязаны руководствоваться исключительно моими директивами»[70].

Война объявлена!