«А настроение у него ничего, боевое» с удивлением отметил Игнат, присаживаясь к столу. «Я, признаться, думал совсем мужик в депрессию впал. В царство грёз ушёл… У них, писателей, это запросто. Мне ли не знать? А он, ничего… Бодрится. Или это показное? Игра для одного зрителя?»
Пару раз вдохнул дым и затушил сигарету.
«Нет, не похоже. Он не умеет притворяться, играть. Не в жизни… В книгах — может. Но не в жизни. Не дано. Потому, должно быть, и пишет… В книгах он умеет обманывать злодеев. Но, впрочем…»
Он поморщился.
«Заболтался сам с собой. Какой же я злодей? Я — благородный герой. Издатель и промоутер. Кормилец непрактичных авторов. Так что…»
Усмехнулся.
«Или всё-таки злодей?»
— Ещё будет омлет с ветчиной, — сообщил Искандеров. — Полноценный обед из…
Он загнул пальцы.
— Трёх блюд, считая коньяк.
— У тебя и коньяк есть? — удивился Игнат. — Хорошо живёшь, хорошо…
Искандеров достал из шкафа тёмную бутылочку с вишнёво-золотистой наклейкой и гордо продемонстрировал издателю.
— «Полиньяк»! Бывали напитки и покучерявей, но в суровые годы кризиса и это роскошь.
Поставил на стол две рюмки.
— Омлет подождём или?..
— Или, — решительно заявил Игнат. — Я сегодня с водителем, так что могу не сдерживать свои саморазрушительные порывы. Наливай!
Тонкий звон стекла. Горлышко бутылки касается края рюмки. Булькание. Пузыри в тёмной жидкости, запах дубовой бочки.
— Но я всё-таки поджарить его успею… Пока ты там по коридору гулял, я готовку начал. И шипит уже, и шкворчит! И едоков к себе требует!
Ноздри щекочет.
Невидимый пар спиртовой.
— Но выпить-то успеем? — спросил Игнат.
— Хороший подход, — подбодрил издателя Искандеров, протягивая ему рюмку. — Как сказал? Порывов разрушительных не сдерживать? Это хорошо, это очень хорошо.
Отчего-то рюмка показалась Игнату тёплой. Едва ли не горячей.
«Бывают тактильные галлюцинации?» подумал Игнат, втягивая втягивая подрагивающими ноздрями терпкий коньячный дух. «А обонятельные бывают? Мне вот кажется, здесь ещё и цветочный запах…»
— А вот и омлет поспел-успел! Шустрый парень этот омлет!
Искандеров, забирая сковороду с плиты, задел локтем занавеску и послышался издателю звон падающих…
— Пузырьки, флаконы, — с виноватой улыбкой сказал Михаил, раскладывая бело-жёлтые, дымящиеся куски омлета по тарелкам.
— Что? — недоумённо переспросил Игнат.
Искандеров положил сковороду в мойку и включил воду.
Наклонился и поднял с пола флакон синего стекла с золотистой декоративной каймой, пущеной по краю узкого горлышка.
— От Светы память, — прошептал Михаил, меланхолически покручивая пальцами стекляшку. — Духи… Я ей часто духи дарил. Вот, видишь, ушла. А флаконы остались. Пустые… Я не разрешал ей выбрасывать. Коллекционировал. Так вот — пригодились теперь. Дышу, вспоминаю… Будто рядом. Как собака, правда? Собака тапочек у хозяина унесёт, чтоб запах его рядом был. Будто и он рядом. Глупая собака! Я, правда, не умней её. У хозяйки запах украл. Она со мной, со мной…
Поднёс к лицу. Вдохнул, зажмурившись.
Открыл глаза. Они — будто блеснули на миг.
«Слёзы, что ли?» с тревогой подумал Игнат. «Так и знал! Поплыл, расклеился лучший автор! Зараза!»
— Роза… и ещё какой-то аромат… свежая трава…
— Всё, хватит! — решительно заявил Игнат и поднял рюмку. — Давай уж, для аппетита. Сам, между прочим, предложил!
Михаил замер на мгоновение.
— Верно, верно…
Вернул флакон на подоконник.
— Верно, Игнат, самое время выпить. Поднимаю…
И поднял.
— …бокал… Или как её? Рюмашечку эту…
— Без тостов! — заявил издатель.
И опрокинул, зажмурившись.
Стало огненно в желудке и хорошо на душе. И появился аппетит.
Листья табака, табачная коричнево-зелёная крошка.
Медленно пересыпает измельчённые листья в бумажный серый кулёк.
Тяжело дышать, давит полдень.
«Быстрее! Быстрее!»
Шелест шин. Шуршание. Стихло.
Только шум двигателя и еле слышные голоса.
Белая «Тойота» остановилась прямо посреди дороги, согнав с привычного места разомлевшую было на солнце тощую однорогую козу.
Коза посмотрела недоумённо на блиставшую золотистыми тонированными стёклами, сыто урчащую японским дизелем машину, заблеяла жалобно и медленно поковыляла прочь.
— Кто это к нам забрался? — удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.
— Быстрее, быстрее!
«Хорошо мне, хорошо!»
Свяжи меня. Завяжи глаза.
Дать будет лучше. Мне нельзя сопротивляться. Запрещено.
— Наказание? — спросила она.
— Вилку дай! — развязным тоном потребовал Игнат.
— Ложкой обойдёшься, — ответил лучший автор, протягивая столовый прибор. — У меня, знаешь ли, с ложками-вилками беда. Они же, сволочи, пачкаются… Приятного аппетита!
— Угу, — кивнул издатель, старатель набивая рот.
— Да, — продолжил Михаил, подвигая ближе тарелку. — Пачкаются. И надо их мыть. А посудомоечную машину купить в своё время… То есть, в то время, когда сделать это доходы позволяли — я не догадался. Теперь и машины нет, и доходы уж те, и мыть лень. Вот — обхожусь пластиковыми заменителями. Но для гостей, редких и дорогих, держу кое-что. Ложки, в основном.
— А вилки с ножами чем не нравятся? — прожевав обрезок ветчины, спросил Игнат.