Лена и ее любовь

Как сложится ее жизнь по возвращении из пустыни? Вчера в темноватом баре она обедала рыбой с картошкой. Снаружи 80° по Фаренгейту и солнце. Завтра тоже так будет. Так оно и пойдет. Смотрит в небо. Еще не скоро стемнеет, не скоро все станет выглядеть как накануне, будто там, наверху, кто-то размял лепестки розы, еще не скоро мигом опустится ночь и похолодает. У края дороги деревья воздели руки к небу. Это пророки, не желающие садиться, хотя им это заповедано свыше. Не желают они покоя. Потому что нельзя сидеть патетично. Она едет. Вот первая машина ей навстречу, ей и камню. Полотно дороги узкое, ее «тандерберд» мчится посередине. Встречная машина сворачивает, но поздно. Поглаживая водительскую дверь, она видит человека в бейсболке, в заднем зеркале отмечает один, другой перевороты, пыль, сверкание, а потом отыскивает глазами что-то темное, мягкое, и оно самую чуточку приподнимается, будто всхлипывая, над дорогой и там остается. На зеркале надпись: «Objects in mirror are closer than appear»[19]. Вот ей и показалось то, что она увидела. Ветер подхватывает волосы, развевает над голыми плечами. На ней синяя спортивная майка, голые руки. Боже, человек есть лишь жалкий абрис Твоего творения, — говорит Августин. Говорит Людвиг.

«Indian Springs», Индиан Спрингс, на следующей табличке. Но никакого поселения, одни декорации, фанерные фасады и ничего за ними. «Petrol Station», «Bank», «Landry», «Gun»[20] — вывески на заведениях, которых нет. «Bar» — написано над баром, которого нет тоже. Его дверь над низеньким порожком, какой в жизни не переступит нога человека, ведет из пустыни в пустыню. Ты был внутри, я был снаружи, — Августин и Людвиг.

А пустыня становится холмистой, мягкие линии накладываются одна на другую, и выглядят тогда как бархат, как боги, как звери, как губки, как голые люди. «Kimberly Driving School»[21] написано на крыше автомобиля, и тот все ближе и ближе. Там над рулем женская прическа, а рядом мужская лысина. Догоняет, не сворачивая, таранит багажник. Автомобиль мотает из стороны в сторону, а она толкает и толкает, пока лысина не перехватывает руль у прически и не выворачивает вправо, так что сотрясается воздух. Машина — на дыбы. И гудит. Вот так и стоит, вот так и отправляется в преисподнюю на фоне пустыни и неба. И гудит. Водительская дверь нараспашку, показывается нога. Лена едет дальше. У нее ни воды, ни хлеба, ни денег, ни вчерашнего хорошего настроения. На обочине красный грузовик попыхивает на холостом ходу. Человек с длинными блестящими волосами выходит, руку козырьком поднимает к глазам. Тоже слышал взрыв. Наконец гудок оборвался.

Земля окрашивается, как палитра живописца. Темнеет. Скоро появится луна, и на вид она тут старше, чем в любом другом месте на свете. И Лена становится нерешительной. Ты был у меня, но меня у тебя не было. Людвиг, наконец-то. Мотоцикл. Ей навстречу. «This is a private road»[22], — бормочет она, руль в руках, машина на самой середине дороги. «This is a story of speed», — поет радио женским голосом. Она подпевает, мотоцикл приближается. Видны двое, фигура впереди помельче. Руки крупного человека на талии маленького. Маленький человек оказывается стройным. Женщина! Совершенно точно. Волосы до плеч огненного цвета, и уверенностью посадки дает понять всем и каждому, как она хороша, со своей длинной талией, со своей грудью — чуть низковатой, но зато полной и округлой, под кожаной курткой. В ее обличье нет таких следов возраста, какие бы не стерлись любящим взглядом. Той, что ведет мотоцикл, это хорошо известно.

Слева на обочине показывается ржавая бензоколонка, на въезде и выезде отгороженная от дороги каменными столбами. Держит руль, глядит на часы. Двадцать минут четвертого. Большой человек позади маленького на ходу поднимает руку, что значит: «Стой». Или: «Привет». Или: «Ты — здесь?» Она тоже хочет поднять руку, но вместо этого запускает ее в волосы и едет вперед, потому что большой человек снял шлем и теперь их разделяют два-три вздоха или мгновенья. Синева его глаз достигает ее и на расстоянии. Смотрит ему в лицо и едет. И теперь их разделяют один вздох или мгновенье. Его лицо хорошо видно, и ее нога на руле дрожит, как могут дрожать руки. Цель у нее древняя, как мир. Идет на него, и не за рулем, а с натянутым луком.