Лена (СИ)

В черном кожаном ошейнике со стразами, к которому пристегнут поводок, свисающийся до пола и скрученный в кольца, Надежда Александровна, сидя на коленях прыгает на присосанном к кафелю ванной толстом фаллоимитаторе, вибрирующем сериями. Устала. Задыхается. Скакать на искусственном члене неимоверно приятно. Дрожание внутри тела стимулирует нежные точки, заводит еще сильней, усиливая возбуждение, которое вроде бы подошло к пику. Оргазм явственно маячит на горизонте, но, падла, не спешит приближаться. Вспоминает, как легко кончается после команды Госпожи. Так и думает о ней, кстати, с большой буквы. Одной половиной так думает, второй — возмущается и бунтует, проклиная. Но обе в данный момент сходятся на одном желании, — кончить. Добирается рукой до маленького, очень чувствительного, но глубоко спрятанного клитора; ласкает его и, наконец, улетает в нирвану, растворяясь в ней… в этот момент свободная половина души прощает Лене все на свете…

Хронический голод, который жизнь богатой чиновницы сделал невыносимой, пропал бесследно, словно его и не было никогда. Живот, наоборот, наполнился приятной умеренной сытостью без чувства переедания, а во рту появился незабытый вкус бабушкиных ватрушек с черемшой или творогом, которые маленькая Надя обожала уплетать со сметаной и маслом, и частенько третировала бабулю, требуя испечь еще и еще. После, став взрослой, перепробовала множество блюд из разряда «услада гурмана», но по сравнению с голубой мечтой детства, воплощенной здесь и сейчас, кулинарные изыски французских поваров померкли… еще одна награда от Госпожи…

Госпожа позвонила утром из машины по пути на работу.

— Привет, шлюшка, как дела? — спросила весело. Настроение у нее было великолепным.

— Все хорошо, Госпожа, спасибо за сытость.

— А то! Я могу… стой, ты одна, что ли? Почему не в коллективе?

— Я на больничном, Госпожа, дома сижу. Муж с утра в гараже. Похмеляться пошел.

— А что случилось? — с искренним сочувствием спросила Лена.

— Позавчера спина разболелась до слез. У меня давно уже остеохондроз, давно суставы ломит, давление, одышка; но все привычно и вдруг прихватило, как будто отбойником по спине лупят. Зашла я кабинет к Лидии Ярославовне — это мой терапевт, знающий врач…

— Короче, Склифосовский, не отвлекайся, только по сути.

— Слушаюсь, Госпожа! Она меня обследовала и нашла опущение почек. Объяснила, что жировая подушка, которая их поддерживала, резко истощилась и почки пошли вниз, натягивая связки — они-то и болят. Прописала постельный режим, запретила подолгу стоять и сидеть, направила на анализы и к урологу. Говорит, что за стремление похудеть, хвалит, но только под наблюдением врача и не так резко. напугала еще тем, что вслед за почками и остальные органы могут сместиться, посоветовала обратиться к диетологу. Вчера анализы сдала, сегодня к урологу надо, а он должен на рентген почек послать. — Отчиталась рабыня и замолчала.

— Отставить больницу! Ты где живешь? — странно, почему раньше не поинтересовалась.

Надежда Александровна назвала адрес и пояснила.

— Сталинский Гребень.

Монументальный трех подъездный дом в одиннадцать этажей с башенками над каждым подъездом стоял в центре города, возвышаясь над набережной реки беззубой расческой, — от того и «Гребень». Плюс намек на модные в те времена чистки партаппарата и прочие репрессии. — Являлся местной подделкой дома на Котельнической набережной в Москве, и контингент в нем жил аналогичный. Чиновники, приближенная к власти интеллигенция, бизнесмены. Квартиры сплошь многокомнатные с высоченными потолками и массивными стенами. Современные лифты, отремонтированные лестницы, черные ходы, консьержки и прочая. Квадратный метр в нем стоил — страшно представить сколько!

— Нихрена себе, — присвистнула Лена, — это сколько же ты зарабатываешь? Или ты столько на детских хатах имеешь? На них квартиру в Гребне приобрела?

— Это родительская квартира, Госпожа! — чуть ли не плача ответила чиновница. — Они у меня в обкоме работали, потом приватизировали, потом умерли… а мамашиными квартирами я всего десять лет занимаюсь, и зарплата у меня — грех жаловаться, — заныла инспекторша, как нашкодившая девочка перед строгой матерью, — я больше не буду, честное слово, если Вы не хотите…

— С чего это я не хочу? Паши, зарабатывай, как умеешь! Я не мать-Тереза и не Супервумен, которая за справедливость бьется, мути дальше, разрешаю. А не хочешь — не мути, твое дело.

— Спасибо, Госпожа! Вы… — но была перебита.

— Короче, я приехала. Сиди дома, жди меня к обеду. У меня контора, оказывается, в пяти шагах от тебя. Приготовь что-нибудь вкусненькое. Если муж заявится, то гони его нахрен. Не получится — отзвонись. Отбой.