Лена Сквоттер и парагон возмездия

Петербург как город уникален. Он представляет собой олицетворение типичного российского интеллигента: молодой, но уже постаревший, помятый, обшарпанный, не нашедший своего места в жизни, не научившийся зарабатывать, спивающийся, но гордый и хранящий ряд претензий к окружающим. Мне представляется образ такого сорокалетнего сутулого хрена с залысинами, в сером плаще и треснутых очках. Он защитил когда-то кандидатскую по фонарям в творчестве Достоевского и до сих пор живет с мамой и тараканами в коммуналке, преподает на полставки историю царизма дебилам в судостроительных училищах, по весне репетиторствует с абитуриентами, стыдливо принимая мелкие купюры, и все надеется, что когда-нибудь шестеренки времени повернутся вспять, сменится власть, срочно понадобятся специалисты по фонарям Достоевского, в двери коммуналки постучат вежливые господа в пенсне и позовут возглавить министерство культуры. Окружающая реальность видится ему такой же скверной, как когда-то виделась Достоевскому, именно к ней он адресует все претензии. Ему бы сбрить клочковатую бородку, вымыться как следует в своем коммунальном тазу, прочесть пару книжек, окончить курсы бухгалтеров, вспомнить english и в итоге найти работу менеджером по логистике в крупной строительной фирме, поднимаясь год за годом к директорату. Но он считает, что ему не повезло с эпохой, властью, соседями, женщинами, общим упадком нравов и студентами, у которых морды юных уголовников, и они на днях сперли у него последний мобильник. Естественно, главный предмет возмущений и зависти — это богатый сосед, который покупает иномарку за иномаркой, строит безвкусные коттеджи с куполами, а сам напрочь лишен духовности, никогда не читал Достоевского, а диплом свой купил в переходе на лотке "все по десять рублей". А ведь на его месте мог быть он. Примерно так выглядит претензия Питера к Москве.

То место, куда я попала, меня сильно озадачило. За забором стояло величественное трехэтажное здание: квадратная коробка из мрачного красного кирпича, пышно отделанная золотом и веселой разноцветной лепниной — словно на каземат повесили индийскую слоновью сбрую. Там, где у обычных домов находится подъезд, у питерских, как известно, находится парадное. Здесь же парадное было немыслимо парадного объема и занимало почти весь фасад. Что-то неисправимо азиатское ощущалось в этом. Я вынула свой новый смартфончик и сделала пару снимков. По крайней мере, фотокамера в новой модели оказалась заметно лучше, чем в моем старом, это было приятно.

— Нравится? — раздался над ухом бархатный голос. — В это время года он необычайно красив.

Я обернулась. Передо мной стоял типичный питерец средних лет, одетый в дизайне здания — плащ на нем был строг и мрачен, но на руках искрились неуместно веселые браслеты, а голова оказалась тщательно выбрита и тоже сверкала. Таким же необычным выглядело и лицо — достаточно скуластое и тоже слегка напоминавшее мрачный каземат, на который повесили нечто, совершенно не вяжущееся с общим дизайном: искреннюю улыбку.

— Да, — ответила я. — Это здание великолепно. Я прилетела сюда из Германии, чтобы его увидеть.

Признаться, я рассчитывала, что фраза о Германии удивит обладателя казематного лица с бархатным голосом, и он вывалит мне кучу ценной информации. Но я ошиблась: Германия его не заинтересовала.

— Да, он считается крупнейшим в Европе, — кивнул незнакомец с такой скромностью и кротостью в голосе, словно речь шла про его intima собственность. — Со всего мира приезжают посмотреть…

В этот момент мне показалось, что я, наконец, обнаружила то самое Nazi Ort. Но я не спешила.

— А вы сами — отсюда? — Я аккуратно кивнула на здание.

— Нет места для человека, нет времени, — нараспев ответил он, насмешливо глядя на меня, — есть лишь вечный путь спокойствия, который суть — избавление от страданий.

Это был, очевидно, какой-то пароль, пусть даже интуитивный. Но я не представляла ответа даже в общих чертах.

— В целом солидарна, — произнесла я на всякий случай. — Но жизнь слишком коротка, чтобы посвятить ее беготне от страданий. Человек, чья единственная цель — убежать от страданий, попросту недостоин этого, я полагаю. Страдания — лишь следствие неэффективного жизненного менеджмента и ошибок в логистике жизненного пути. Исправьте их — и вас ждет небывалый рост продаж внутреннего позитива.

На лице незнакомца проступила такая богатая гамма эмоций, которую не опишешь в двух словах. Это выглядело как восторг, с которым человек обернется на свою любимую кошку, если она вдруг заговорит человеческим языком, хотя произнесет откровенную чушь. Некоторое время незнакомец разглядывал меня, а я внимательно следила за ним. Определенно ему мой ответ понравился.

— И давно вы живете в Германии? — спросил он весело и, не дожидаясь ответа, предложил: — Давайте познакомимся, сестра! Меня зовут…

Не дослушав, я протянула ему ладошку привычным жестом.

— Меня зовут Илена Сквоттер.

— Вы разрешите мне вас назвать просто Скво? У индейцев так называли женщин, а вы…