Лена Сквоттер и парагон возмездия

История моего замужества не так интересна, как его предыстория. Предыстория же была следующей. Мне было шестнадцать, мой тогдашний friend только окончил Литературный институт по классу поэзии и, благодаря своему отцу, имел неплохие связи в столичной богеме литературно-фестивального профиля. Эту породу не следует путать с бизнес-богемой, клубной богемой, богемой музыкальной, художественной и прочими столичными разновидностями богемы, способной кормить себя самостоятельно. Позже я познакомилась с киношной и литературной богемой, не имеющей ничего общего с фестивальной, и тогда поняла, что фестивальные виды — будь то литературная, театральная или киношная — являются в своей сути клошарами, живущими на бюджетные подаяния государства (пенсия по творческой инвалидности) и социальные гранты частных лиц и организаций (подаяния прохожих спонсоров).

Философия деятелей фестивального искусства проста: они занимаются истинным высоким искусством и не гонятся за монетой, поэтому бедны как папа Карло и постоянно нуждаются в поддержке. Я полагаю, не надо быть слишком умным, чтобы сообразить, кто убедил население считать высоким искусством то, что никому на земном шаре не придет в голову приобрести, потратив хоть копейку. Но бездарям удалось возвести уровень своей никчемности в культ подобно тому, как в Древней Бухаре количество вшей считалось показателем святости бродячего дервиша.

Как и положено профессиональным клошарам, деятели фестивального искусства в совершенстве владеют лишь одним искусством — искусством попрошайничества, которое заключается в умелом оформлении прошений, заявок и синопсисов. Но если фестивальные театралы и киношники, выпускающие свой нехитрый продукт для закрытых фестивалей, еще обязаны по роду деятельности хранить лицо бритым, то богемоны литературного фронта имеют вид вконец опустившийся: мятые пиджаки, серые лица со следами застарелого алкоголизма, потухшие глаза и жиденькие томики прозы и стихов, опубликованных либо на собственные средства, либо в братской могиле — очередном бюджетно-фестивальном альманахе, тираж которого не сильно превышает количество букв русского алфавита.

Однако в то время на мою неокрепшую психику еще оказывали магическое влияние черствые корочки Союзов всех мастей. Вместе с отпрыском фестивального клана я охотно посещала их сходки и мероприятия, стараясь не морщить нос от вида дешевой водки и соевой колбасы, являющейся симулякром пышного фуршета на этом очередном party для пяти-десятилеток.

Френд был от меня без ума с самого первого дня нашего знакомства, когда я вскользь заявила, что симулякр, гештальт и гнозис — это три кита, на которых зиждется современный дискурс. Честно говоря, даже в то время подобный trash я выдавала, не рефлексируя, и даже не запомнила бы той мимолетной фразы, но мой восторженный инфант ее записал, показал отцу, неоднократно и гордо цитировал в своей компании (не уточняя, впрочем, авторства), распечатал и повесил на стенке у себя в детской. Некоторое время он был для меня сносным тендерным партнером, хотя обладал патологическим отсутствием фантазии во всех жизненных сферах, будь то стихосложение, вынос мусора или постель.

Его специальностью были хокку — убогий жанр для поэтов с тремя извилинами.

Работать, тем более зарабатывать деньги, он не хотел и не умел. И для меня до сих пор загадка, по какому высокохудожественному блату он получил заказ на перевод одного рекламного зонга (мне не хотелось бы называть имя компании) на русский. Пока френд медитировал над переводом чудовищных саксонских фонем на язык Пушкина, Тютчева и Баркова, я предложила стандартный бизнес-план: сочинить обсценный вариант зонга и продвинуть вирусную рекламу в блогах. Хоть я тогда активно и занималась киберсквоттингом, но в этой истории сквотить было нечего.

Мой юный инфант горячо поддержал идею и тут же добавил куплет в текст зонга. Впрочем, он поддерживал любые мои идеи, даже когда я в шутку предложила выкрасить унитаз оранжевой краской.

Я написала заказчикам письмо, красочно изложив идею и расписав ту отдачу от вирусной рекламы, которую они получат в самое ближайшее время, как только матерный зонг окажется в фокусе внимания миллиона тупых интернетышей. Сейчас я не вижу ничего удивительного в том, что пиар-служба той компании не сочла нужным даже ответить на мои неоднократные письма — все-таки рекламировалось в зонге детское питание. Но тогда меня это обидело.