Я всегда представляю Микки Мауса, когда необходимо расплакаться при людях. Поначалу я представляла его во всех деталях с распоротым брюшком, теперь же мне достаточно поймать stream настроения. Когда мне было три года, мама купила мне плюшевого Микки, которого я полюбила больше, чем любила маму. Когда через год мама это поняла, она принялась шантажировать меня. Бить ребенка ей запрещала методичка «Kinder Psychologies» настойчиво присланная бабушкой из Мюльхайма и неправильно понятая из-за скверного знания немецкого. Поэтому мама считала гуманным срывать зло на моем Микки. Микки ставили в угол, Микки шлепали по furry попе, Микки запирали в ящике стола на неделю. Naturlich, ребенком я была неуправляемым, а моя мать отнюдь не являлась парагоном спокойствия. Но все зло, причиненное Микки, не заставляло меня устыдиться проделок, а лишь оправдывало их, толкая на новую месть, словно за расстрелы партизан. Я не помню, в чем заключалась та проделка, после которой у Микки сгоряча были отрезаны уши маникюрными ножничками. Опомнившись, мать и плакала, и извинялась, и сама пришила их обратно, оставив неизгладимый шов в детской душе. Мы в тот раз помирились, но это продолжалось недолго - в следующем приступе fury мать теми же маникюрными ножничками вспорола Микки живот, а после для чего-то запустила руку внутрь и цинично выбросила на пол клок синтепона. Позже она, конечно, клялась, что по сравнению с некогда отрезанными ушами нынешняя небольшая шель в боку и клок синтепона казались ей менее обидным поступком. Она не учла, что в свои пять лет, благодаря посредственному телесериалу про больницу, я уже имела самые общие представления об анатомии и хорошо понимала, что вырванный из брюшины и упавший на пыльный пол синтепон несовместим с жизнью Микки, в отличие от отрезанных ушей. А увиденный в гостях мультик про вуду-зомби однозначно давал понять, какая судьба ждет Микки, если я осмелюсь продолжать считать его живым. Микки, к утру зашитый мамой, был мною в тот же день тайно похоронен в тихом углу нашего поганого двора под кустом сирени.
«Леночка, Леночка, Леночка!» - услышала я ритмично доносившиеся звуки, и в мои губы начал робко тыкаться пластиковый стаканчик с водой.
- Павлик? - прошептала я одними губами, сжимая в руке плюшевого Микки с заплаткой на пузе. - К черту Корпорацию, к черту горы и деструктив, зачем мне эта бесконечная желчная суета, разве для того я живу на свете?
- Леночка, Леночка, да что с вами?!
Я поняла, что отвлеклась и переиграла. Впрочем, это было к лучшему - я знала, что произвела нужный эффект.
- Простите, Илья Мурадович, - выдавила я, мотнула челкой, и слезы разом высохли, словно всосались в щеки, оставив пару тянущих дорожек. - Простите. Стресс. Критические дни. Кризис.
- Конечно, бывает! - закивал Игнаптев.
Все-таки он был неплохим дядькой - надо же, вылез, оказывается, из-за стола, сбегал за водой:
- Так о чем мы говорили? - спросила я. - Ах да. Ко всем этим бедам с Микки: э-э-э, простите, с Демидовым и Циской, добавляется еще тоталитарная слежка.
- Слежка? - насторожился Игнаптев и его рука сама собой потянулась к поясу, невольно пытаясь нащупать даже не пистолет, а мобильник, что в наше время стреляет безотказнее. - Какая слежка?
- За мной следит наша СБ! - всхлипнула я и прикрыла глаза ладонью так, чтобы сквозь щели пальцев хорошо видеть его лицо.
Лицо у Игнаптева вытянулось и рот слегка приоткрылся, как у человека, который услышал новость. Вряд ли Игнаптев обладал театральными талантами.
- Как? - крякнул он. - Ну, как за всеми: Посещаемость: Почта: Мы ж им за это деньги платим. Большие, кстати. Чота:
- Если бы! - Я демонически усмехнулась, а затем резко схватила за рукав и вытолкнула вперед Дарью Филипповну, стоявшую онемевшим столбом все это время. - Вот! Вот они кого приставили за мной следить!
На лице Игнаптева отразилась такая гамма чувств, что я поняла: если бы у меня сегодня действительно были критические дни, мое поведение было бы простительно, а так, наверно, надо начинать пить какие-нибудь витамины. Тревога явно оказалась ложной - никакая СБ за мной не следила.
- Господи, Леночка! - всплеснул руками Игнаптев. - Это же: э-э-э: Дина? Пардон, Даша. Даша, практикант! Это я ее к вам направил!
- Вы? Лично вы?
- Даша, милая, оставьте нас на минутку? - Игнаптев опомнился и энергично махнул рукой.
Даша на деревянных ногах скрылась за массивной дверью.
- Это дочь поварихи моей первой жены, - деликатно понизив голос, продолжил Игнаптев. - Она заканчивает какой-то колледж, понимаете? И: меня попросили: помочь девочке набраться опыта, ввести в курс, так сказать. А кто это сделает лучше вас, Лена? Наверно, мне надо было с вами это обсудить, но я был уверен, что Позорян: вы ведь у Позоряна в отделе работаете, да? Все не могу запомнить: