Читаем Лена Сквоттер и парагон возмездия полностью

Мне потребовалось не так много сил и связей, чтобы через неделю у Дарьи был свеженький загранпаспорт, пахнущий типографской краской и тайными канцеляриями ФСБ. В нем, как и в моем паспорте, стояла шенгенская виза первой попавшейся страны - ее название я прочла, только когда заказывала по интернету два билета в Германию, и сразу забыла. Эта страна была случайной не только для моего паспорта, но и вообще случайно оказалась в Шенгене - явно по чьему-то недосмотру. Скорее всего по недосмотру Германии. Ведь у современной Германии, осуществившей таки свой план покорения Европы, но только путем бескровной покупки в кредит, уже не было такого дивного орднунга, как шестьдесят лет назад, когда она пыталась штурмовать свои будущие земли нахрапом. Только отсутствием орднунга я могу объяснить, как эта убогая страна попала в Шенген и принялась выдавать визы россиянам.

Дарья летела за границу впервые, и в аэропорту с ней сразу начались troubles. Во-первых, оказалось, что, как любой невыездной лох, Дарья Филипповна до shaking боится лететь в самолете. Напрасно я ей пыталась втолковать, что по статистике риск погибнуть в авто выше в двадцать раз, а все ужасы авиакатастроф - не более чем виртуальный коралловый риф, выстроенный в массовом сознании многими поколениями моллюсков газетного пера, которые в поисках вожделенного медиаповода обсасывают до косточек любую авиакатастрофу, брезгуя катастрофами автомобильными. Ведь упавший самолет - это готовый материал на полосу, особенно если моллюск включит оба полушария своего ганглия и поразмышляет о причинах аварии в самом широком смысле - от суровых упреков в адрес аэродромных служб до пения оды страха исламскому террору. А разбившееся авто? Металл - на лом, тела - в карету, кровь смыть с асфальта шлангом, знаки аварийной остановки покидать в гаишные багажники, вот и все: шоссе свободно, медиаповода нет, новостная полоса по-прежнему девственно чиста.

Несмотря на мои объяснения, Дарья продолжала трястись тупить и проситься в туалет, потому что наглоталась каких-то успокаивающих таблеток, запив лошадиной дозой минералки.

Вторая проблема случилась на контроле, когда выяснилось, что Дарья не сдала в багаж свою косметичку, и теперь ее маникюрные ножнички, помноженные на гипотетическую исламскую решимость, представляют серьезную угрозу для артерий экипажа. Багаж уже уехал, поэтому ножнички пришлось выкинуть, что произвело на Дарью такое трагическое впечатление, словно у нее отняли как минимум левую грудь.

То, что Дарья умудрилась потерять посадочный талон в дьютифри - это уже моя вина. Мне следовало отобрать у нее документы и хранить при себе. Беготня по дьютифри по второму кругу слегка отвлекла ее от мрачных мыслей, но когда мы сели в самолет, Дарья снова принялась ныть, проситься в туалет и обижаться на меня, поскольку я якобы обещала ей, что боязнь самолетов скоро пройдет, а она не проходит.

Пришлось объяснить, что боязнь самолетов absolutely проходит после десятого перелета, что случается примерно на второй год работы в серьезном бизнесе. Именно поэтому об этой боязни запрещается говорить деловым партнерам даже на неформальных фуршетах - они сразу поймут, что имеют дело с новичком.

Мне пришлось заказать Дарье коньячка и вложить в руки авиаглянец, заботливо положенный сервисом в карман переднего кресла вместе с бумажным пакетом и официальным комиксом, изображающим порядок выпрыгивания из тонущего и одновременно горящего лайнера.

Авиаглянец слегка отвлек Дарью, и наш разговор незаметно зашел о рекламе. Дарья спросила, как давно я стала заниматься рекламой, и от этого вопроса я неожиданно для себя погрузилась в воспоминания далекой творческой юности. И в результате прочла Дарье небольшую, но явно необходимую lektion о рекламном бизнесе.

Реклама

Реклама, призванная быть двигателем торговли, давно и прочно переехала в область искусства. При этом с ней, разумеется, произошло то, что происходит с двигателем, который вынули из авто, завернули в белоснежный пенопласт и возят по выставкам как казимировский квадрат.

Что видит обычный горожанин, который едет по эскалатору в метро мимо щита, где в россыпи готических клякс растопырилась задом эротичная das Model, и все это озаглавливает фраза «Доверься настроению устремленности»?

Ну, хорошо, не горожанин, пусть горожанка, потому что уже по одной этой фразе ясно, что реклама женская и рассчитана на тех, кто еще не так давно рисовал розовым фломастером сердечки в личном дневнике, а теперь делает то же самое, только в блогах.

Итак, горожанка. Пусть даже крайне умная и продвинутая горожанка, пусть даже один из лучших филологов страны - нам это сейчас не важно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Японская война 1904. Книга вторая
Японская война 1904. Книга вторая

Обычно книги о Русско-японской войне – это сражения на море. Крейсер «Варяг», Порт-Артур, Цусима… Но ведь в то время была еще и большая кампания на суше, где были свои герои, где на Мукденской дороге встретились и познакомились будущие лидеры Белого движения, где многие впервые увидели знамения грядущей мировой войны и революции.Что, если медик из сегодня перенесется в самое начало 20 века в тело русского офицера? Совсем не героя, а сволочи и формалиста, каких тоже было немало. Исправить репутацию, подтянуть медицину, выиграть пару сражений, а там – как пойдет.Продолжение приключений попаданца на Русско-японской войне. На море близится Цусима, а на суше… Есть ли шанс спасти Порт-Артур?Первая часть тут -https://author.today/work/392235

Антон Емельянов , Сергей Савинов

Самиздат, сетевая литература / Альтернативная история / Попаданцы / Социально-психологическая фантастика
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература