Ленд-лизовские. Lend-leasing

После тяжелого боя в секторе Остров-99 и тем и другим оставалось только лишь подобрать своих раненых в разгаре лета. Один человек очнулся, но не мог пошевелиться. Он не мог даже языком пошевелить. Лежал, распростерт, заброшенный в кустарник. Удар пришелся целиком по боевому борту. И все, кто был на борту, разбросаны были вокруг в кустах.

Носом он ушел в дюны, кормовая часть торчала наружу, с медленно вращающимся винтом. Временами его трепала дрожь. Два джипа-«Виллиса» в касках с надписью «МР» медленно съехали вниз в обход утеса. У них были короткие карабины на коленях. Временами они прицеливались в разбухшие трупы и выбивали у них уцелевшие золотые фантомы.

«Вы посмотрите, Лью и Хью, вот что стало со знаменитым катером «Коммон Деноминэйтор»! – хохотнул тут командир экспедиции, майор разведки Усурч. – Жаль, что отсюда разбросаны были по белу свету несколько классных чувих!»

Тот, с кем мы вместе очнулись, свалившийся в кустарнике, не мог пошевельнуться. Он не мог вообще-то даже и дернуть ногой. Под ребром была ямка с кровавой дыркой, откуда тщилась выпить кроваво-красной жижи какая-то змеюха-медунья. Он не мог и руки-то поднять, чтобы наложить на ямку с дыркой какой-нибудь хлыст.

Таков был мальчик, который жаждал быть жив, – перевертутень Акси-Вакси, который жаждал еще дышать.

Мне так хотелось еще дышать, подумал он, ничего не желая. Мне так хотелось еще косить языком, ничего еще не желая и не вздымая сути, кто я?

Кто был в молодцовщине этой змеиной, кто попытается здесь встать? Ему казалось, что он встает и тут же проваливается на дно, уже оседает, но вот вздымается, как вздыхает без кислорода, это какой-то свой, без ушей, тот, кто не видит ни шиша, тот, кто гонит без всего, но неживучими глазами он крутит, и кто вытрещивается эбуллион, тот, кто ныряет, полный таинственных дум, вот и все.

О, кто ты был, когда забыл про все? Когда не помнил про беды кустарник? Забыл про хрюку-поросену? Не помнил про блажной кошмарник?

Мне помнится, что я уже начал было что-то слышать, то, что наговорили военные полицейские друг другу… Однако я ничего не мог высказать в их адрес, и те, кто проходили мимо меня, не замечали никакого и ничего, и весь тот труп уже видел без дела и без замечания.

Я закатил глаза и увидел вдруг за спинами военного патруля приближающийся летающий аппарат. Раздувшийся с тремя пропеллерами эл-пэ подлетал все ближе и ближе, а открытая гондола стрекотала все громче и громче, и все шестеро бойцов, оставляя за собой убийственный след, уже поднимали свое оружие для того, чтобы ударить по военной полиции.

Все восемь человек, кто еще был в «Виллисах», хотели было уже прицелиться в военно-патрульную тихоходную полицию, однако все шестеро зашвыряли джипы кругленькими бомбешками, вызвали убийственные взрывы, и только в последний день последний янки успел в последний момент шарахнуть последней очередью по летающим бульдожникам-муссолини, и все уже повалились на берегу, труп на трупы.

…Мне было трудно встать, и я не пытался встать. Пропадая опять в кустарнике и проваливаясь, я пытался встать, но в этот момент несколько ребят из нашей команды, вышвырнутые из «Коммон Деноминэйтора», обваливаясь с каких-то сыпучих дюн, стеная, и свирища, и охая, как будто мы знали заранее, что им вперед надо было знать что-нибудь наверняка из Редьярда Киплинга, а потому ноя и хряпая: «День, ночь, день, ночь, мы идем по Каспию…»

Я видел стенающего Ретгарда, который тащил на спине норманна малышку, которая сунула ему ножку в уютное подмышечное изделие и вспоминала еще замечательное великолепие прыжков с поворотами сильных взлетов – она одна моя краса! Ретгард кричал через кровавое течение смуты, пока еще можно было переступать, воплощая величие Сталинза: «Вовк, ты видишь вокруг других бойцов? Куда они все разбрелись? Где Сагдеев? Где Акси-Вакси?»

И тут я увидел пару бойцов, волокущих понурые бедра: Садовский и Холмский тащились неведомо куда, опираясь на стройных сестер, Ольгу и Оксану, волокущихся прямо и горделиво, в грязи и в слизи. Что будет с нами, мы не дадимся магометанам! Они тащились мимо нашего сторожевика и старались не смотреть на наших двух братьев Сверчковых, которые ползли наверх, ошеломляясь от страха, хватаясь за все возможное и умирая навзрыд.

«А где же наш храбрый Акси-Вакси? – взвыл, упираясь, упорный Вовк Оссовский. – Акси! Вакси! Где ты ползешь? Где ты ползешь навзрыд?»

Я попытал поднять голос, но бросил все попытки в нарастающей тиши. И ткнулся совсем в мохнатую щель камней, в мохноватую тварь, как будто старающуюся вылизать тебя из-за чего-то своим ужасным томом. И рухнул совсем без всякого ответа. Мои и все наши утаскивались, воздыхаясь и больше не отвечая ни на что. Кто-то падал в глубокие пади и с ужасом воздыхал с ответным изюмом. Все темнели в дали и распалялись. В темноте закованного неба мелькали еще повисшие лампионы, а между ними промежуточно перебегали висящие огоньки.