Газета «Нью-Йорк таймс» сетовала на то, что слово Лени было законом для кинооператоров, и тот из них, кто в продолжение одного дня получал две зловещие предостерегающие красные карточки, знал, что это означало отстранение от работы навсегда — «если потребуется, то с применением силы». Но для самых важных кинооператоров, которых она привыкла держать под постоянным надзором, красных карточек не предусматривалось. Яворски рассказывал, что она носилась между ними, точно маньячка, крича: «Что ты делаешь, как ты это делаешь?» Бегала и кричала… О да, она была абсолютная маньячка, она была полупомешанной. Но, добавлял он, все они были такими: «Или вы занимаетесь этим делом, как сумасшедший, или не добиваетесь ничего». Эртль соглашался с тем, что, демонстрируя свое «эго», она порою доходила до бешенства — у нее была привычка являться как гром среди ясного неба в самые напряженные моменты перед своими коллегами и разыгрывать из себя большую начальницу, утрированно жестикулируя, — а сзади всегда ходил, как тень, ее персональный фотограф, делая снимки для рекламы. Но Эртля она побеспокоила только раз — его недвусмысленное «Попрошу сейчас не говорить мне под руку!» даже удостоилось похвалы стоявшего рядом рефери. Впрочем, если демоническое руководство Лени и было излишним, когда дела шли хорошо, члены ее команды знали: в случае чего она будет готова сражаться за них, как тигрица. Она была из их рядов. Ну и, конечно, они могли положиться на то, что, когда дело дойдет до монтажа, она не искромсает с таким трудом добытые их сюжеты по своему произволу в мелкие кусочки, как это можно было ожидать от Вейдеманна.
Поразительной сенсацией первой недели состязаний стал Джесси Оуэнс, завоевавший четыре золотые медали. Он электризовал всю публику на стадионе. Четырнадцать раз он демонстрировал свои старты и финалы, побивал олимпийские рекорды одиннадцать раз! Как только не величали этого 22-летнего американского студента из Огайо — и Черной пантерой, и Черной стрелой, и даже Черной пулей! Публика полюбила этого сияющего скромного героя, приветствуя его выходы певучим «О-уэнс, О-уэнс». Конечно, он бросил открытый вызов нацистским идеям расового превосходства, но народное сознание никак не отреагировало на это — даже при том, что фюрер не смог заставить себя ни пожать руку победителю, ни сфотографироваться с ним [48]. По воспоминаниям Лени, чуть не случилось так, что — по ее косвенной вине! — мир мог лишиться феноменальных выступлений великого чернокожего американца. Одна из ее ям для кинооператоров располагалась, точно ловушка для тигров, всего в 7 ярдах позади финишной черты 100-метровой дорожки, и разогнавшийся Оуэнс едва не угодил туда после одного из первых забегов — его спасла лишь быстрота реакции [49]. Уже эти самые первые забеги не оставляли сомнения, что Оуэнс — именно тот спортсмен, на которого следует посмотреть. Когда дело дошло до финалов в спринте, на стадионе воцарилась напряженная тишина. Оуэнc бежал по внутренней дорожке. Всего в нескольких футах от него разместились кинооператоры Лени, включая Артура Гримма, которого Егер величал «асом съемки». Он запечатлел крупным планом профиль Оуэнса, застывшего на старте: брови насуплены, скулы напряжены; видно, что он нервничает, однако в то же время превосходно держит над собой контроль. Эртль, вооруженный мощным телескопическим объективом, расположился высоко на крыше радиоузла; на одном уровне с ним разместился и Ханс Шайб — выдвигающийся телеобъектив у него был точно пушка. Френц, Лени и Гуцци засели в ямах у финиша, Зигерт занял позицию на одной из башен, а Нойберт и Дице приготовили к бою свои камеры замедленной съемки. Даже Егер, и тот присоседился рядом со своей «лейкой». Освещение оставляло желать лучшего: чернильные тучи застили солнце. «Внимание… Марш!» — скомандовал рефери и выстрелил из стартового пистолета. «Еще мгновение, и Оуэнc уже приближался к финишной черте, — писал Егер. — Десять и три сотых секунды. Как раз то время, которое нужно, чтобы поперхнуться от изумления».
Это была первая золотая медаль Оуэнса. На следующий день состоялись соревнования по прыжкам в длину — и снова победил Оуэнс с результатом 8,06 м. Международная любительская федерация легкой атлетики запретила Лени съемки с близкого расстояния соревнований по прыжкам и метаниям; Оуэнсу пришлось повторить свой великий прыжок специально для камер, причем на этот раз он улетел еще дальше — на 8 метров восемь сантиметров!.. Но беда в том, что результат-то этот неофициальный… Следующие две медали он завоевал за бег на 200 метров и мужскую эстафету на 400 метров.