Лениград - 43

А Зенгенидзе прежде всего врач. И в отличие даже от Курчатова (нет еще в этом времени страха перед радиацией — читал, что на заре атомной эры даже отцы-основатели работали с материалами буквально голыми руками), хорошо представляет, что такое санитарно-эпидемиологическая опасность, «а ваша радиоактивная зараза, которую вы сапогами разносите, не менее опасна, чем бациллы». Нет, мы с Князем предкам конечно говорили, и они вроде бы и сделали как положено, внутренний периметр для «грязных» работ и проход через санпропускник — вот только, «по производственной необходимости» бегали туда-сюда все, включая Курчатова, как бог на душу положит. Зенгенидзе же это вопиющее безобразие прекратил, в соответствии с нашими же писаными наставлениями, «правила есть, составлены хорошо, отчего не исполняете?». И сразу — многоярусная колючка вокруг внутреннего периметра (вместо забора, в котором уже наделали дыр), и проход только и исключительно через душевую (как, с горячей водой в нужном количестве проблемы? Обеспечить!), и переодеваться решительно всем (как, сменного обмундирования не хватает? Срочно пошить!), и строжайший дозиметрический контроль, и территории, и личного состава (нет еще «накопительных» индивидуальных дозиметров? Так фотопленку в конверте в карман, после проявить, не потемнеет ли?) — в общем, куча тому подобных мер. Тут уже встал на дыбы Курчатов, усмотрев угрозу снижения темпа работ — короче, дело дошло до Лаврентия Палыча, которому пришлось стать третейским судьей.

Курчатова тоже понять можно. На реакторе сейчас не героика первопроходства, а однообразный «китайский» труд. Как например, выяснение коррозионной стойкости материала, монолита или сварного шва, к конкретному химическому реагенту, при изменении физических условий (давление, температура — и гамма- или нейтронное облучение!). Нет у нас столь подробных данных, кто ж знал что мы в 1942 год провалимся — и приходится эту конкретику открывать заново, чтобы построить уже энергетическую или оружейно-плутониевую машину, а не тот лабораторный стенд, именуемый по недоразумению тем же словом, «реактор». Чтобы не было тут аналога Чернобыля или «Маяка».

Говорить о таких делах даже по ВЧ не очень рекомендуется. Но из намеков нашего «жандарма» понял, что товарищ Берия рассудил, правы оба. Товарищ Зенгенидзе действовал абсолютно правильно — но и товарищу Курчатову надлежит никаких проволочек не допускать. Изыскивайте внутренние резервы, людей и ресурсы при необходимости выделим. Родине надо — значит, исполнять!

И мне то же самое, что я от Лаврентий Палыча слышал. Нет у нас непричастных — все, к чему вы касаетесь, на благо Советской страны, это должно стать вашим личным делом. Командовали на Объекте не вы, так что прямой вашей вины нет — зато степень опасности представляли больше всех, так отчего же не указали, не обратили общее внимание — а не послушали бы, мне не сообщили? Выходит, что если кто-то пострадает, в том и ваша доля вины есть. Нет у нас правила «моя хата с краю», такая теперь политика Партии, и спрашивать будут со всех, всюду и всегда. Как сам товарищ Сталин в «Правде» указал, еще четыре дня назад — вы что, не читали? Делаю вам замечание, товарищ Сирый — и постарайтесь впредь таких ошибок не допускать.

А что есть тут замечание, мы уже усвоили. Первая степень — за ней предупреждение, за ней расстрел. Положим, третье, это если уж совсем сильно, или злонамеренно накосячишь — Воронов, зам нашего «жандарма», уже с предупреждением бегает, и ничего, живой пока. Но вот что мои контр-адмиральские погоны сейчас стали от меня чуть дальше, это я понял однозначно. И что по приходе в Северодвинск у меня резко прибавится головняков, как у «внештатного» консультанта — тоже.

В принципе, задача решается чисто организационно. Пересмотреть логистику, чтобы люди и грузы через периметр перемещались по минимуму — утром туда, вечером обратно. И привыкать теперь вам, товарищи из советского Атоммаша, к полной замкнутости — даже в отпуск вам придется ездить исключительно в «свои» дома отдыха, а не куда захочется, про заграницу вообще молчу! Зато жилье у вас будет комфортное — в иной истории, еще при Сталине, рассказывали мне, не только руководители, но и инженеры Атоммаша жили в семейных коттеджах, затем им квартиры полагались, в девятиэтажках улучшенной планировки, ну а техники, рабочие, молодые специалисты после вуза — в общежитии, но не плотнее чем по двое-трое в комнате, причем санблок с кухней, душем, туалетом полагался один на пару комнат, а не один на коридор. Питание опять же — паек вам шел, как при коммунизме, со всеми деликатесами и по копеечной цене. И медицина была своя, что тоже в плюс — уже приспособленная под специфические проблемы со здоровьем, о которых врач в районной поликлинике мог и вовсе не знать. Так что жизнь выходит очень даже комфортная, если не слишком свободу любить!