Ленин

Ленинские „архиконспиративно", „совершенно секретно", „тайно", „негласно" - оттеняют одну из существенных граней ленинского портрета. Это неудивительно: ленинская партия выросла на нелегальной почве; успеха большевики добились в результате политического заговора; система поднялась, окрепла, говоря устами вождей одно, а делая другое…

Чтобы попытаться и дальше приподнять полог большевистской тайны над „немецким ключом", автор должен остановиться на двух исторических фигурах, сыгравших демоническую роль в российской истории. Речь идет об Александре Лазаревиче Гельфанде (Парвус, он же Александр Москович) и еще об одном лице, слабо вырванном из тьмы историческим светом, - Якове Станиславовиче Фюрстенберге (он же Ганецкий, он же Борель, Гендричек, Францишек, Николай, он же Мариан Келлер, он же Куба…).

Эти два весьма темных, злодейски талантливых человека сыграли в 1917 году роль невидимых пружин, толкавших стрелку революционного барометра к отметке „социальная буря". Нет, они не были возмутителями душевного настроения масс. Но они помогали Ленину и его соратникам опираться на конкретные финансовые возможности Германии. Многое говорит об этом.

Александр Гельфанд родился на три года раньше Владимира Ульянова в семье еврейского ремесленника в местечке Березино Минской губернии. Учился в Одессе, университет закончил в Базеле, став доктором философии. Там же, в Европе, он познакомился с грандами теории революционного движения: Плехановым, Аксельродом, Засулич, Цеткин, Каутским, Адлером. Еще до первой русской революции Парвус познакомился с Лениным и Крупской.

Парвус обращал на себя внимание высокой эрудицией, парадоксальностью мышления, радикальностью суждений, смелыми пророчествами. Так в своих статьях серии „Война и революция", опубликованных в 1904 году, Парвус предрекал России поражение в войне с Японией и как следствие - неизбежность революционного пожара в российском доме. Ленин давно со стороны наблюдал за этим человеком, всегда сохраняя большую личную дистанцию. Может быть, вспоминая именно Парвуса, Ленин в свое время заявил Горькому: „Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови"³³. А может быть, эту фразу он произнес, бросая взгляд на себя извне?

Каутский приобщил Парвуса к журналистскому труду, где тот весьма преуспел. Парвус писал в газету „Танин", редактировал издание „Молодая Турция", писал статьи для „Берлинер тагблат", был корреспондентом „Форвертс". Во всяком случае, Центральный государственный особый архив имеет обширные сведения об этом³⁴.

Троцкий, в свою очередь, был очарован Парвусом, завороженный его смелой теорией „перманентной революции". Выходец из России стал немецким социал-демократом, длительное время являясь, главным редактором саксонской газеты „Арбайтер цайтунг", выходившей в Дрездене.

В биографии этого человека яркая страница - участие в русской революции 1905 года. Ему, как и Троцкому, довелось здесь сыграть весьма заметную роль, не в пример Ленину, который ограничился положением статиста. И Троцкий, и Парвус были арестованы в Петербурге и сосланы в Сибирь (хотя и в разные места). И тот, и другой бежали. Сначала в Петербург, а затем за границу. Парвус, обладая хорошим пером, тем не менее, оставил очень небольшое письменное наследие; слишком много времени у него отнимала его вторая страсть - коммерция. Одна из его заметных литературных вех - книга „В русской Бастилии во время революции", в которой он описал многомесячное пребывание в Петропавловской крепости после поражения революции.

Свою бурную революционную деятельность Парвус совмещал с не менее активной деятельностью в сфере торговли и посредничества, где он весьма преуспел. Но здесь его ждала большая неприятность. Будучи одновременно литературным агентом Горького, Парвус представлял его денежные интересы в Германии, где одно время неплохо шла на сцене горьковская пьеса „На дне".

Историк Д.Шуб описывает так дальнейшие события, ссылаясь на Горького. Собирая деньги с театров за постановку пьесы, Парвус по договору двадцать процентов со всей суммы брал себе, а остальные делились следующим образом: четверть передавалась Горькому, три четверти - в кассу социал-демократической партии. У Парвуса в результате собралось что-то около 100 тысяч марок. Но вместо денег он прислал письмо, в котором простодушно сообщал Горькому, что все эти деньги он потратил на путешествие по Италии с одной барышней. Так как это было „наверное, очень приятное путешествие", писал Горький, „но касалось его только на четверть, он сообщил об этом в ЦК немецкой с.д. партии". Партийный суд в составе Каутского, Бебеля и Цеткин морально осудил Парвуса, и тот был вынужден уехать в Константинополь. Там Парвус быстро сделался советником в правительстве младотурок, посредничал в торговле между Турцией и Германией и быстро очень разбогател³⁵.