Ленин. 1917-06

– Так значит, выхожу из нужника – и вдруг шум какой-то слышу нехороший. Гвалт, ругань, то да сё. У нас дверь в нужник-то вон в том коридорчике, изволите видеть. Ну, я осторожненько так выглянул, вижу – тот, чубатый, – он показал на парня с сыром в руках, – стоит за прилавком уже, держит хозяина за горло и бьёт ножом. Раз за разом. Тот хрипит, глаза выкатились, потом на пол сполз. А душегубец-то из-за прилавка вышел, скомандовал своим – они тоже в лавке были – мол, хватайте кому что понравится – и уходим. Ну, похватали и через дверь-то и ушли. Меня не заметили, слава богу, а то бы и мне лежать рядом с хозяином.

Это что же на белом свете деется?! За кусок колбасы и пару бутылок казёнки христианскую душу лютой смерти предали!, – в голосе Прохора слышались слёзы.

– Да что ты врёшь, приказчичья твоя душонка! – не выдержал чубатый парень. Он явно устал держать на весу полкруга сыра, но, вынужденный стоять в углу, не знал, куда его девать, и это, видимо, раздражало ещё больше, – Мы ни в какую лавку и не заходили! Воскресенье нынче – вот и гуляли с девчатами. Эх, испортили нам воскресенье.

Впрочем, на лицах ребят с девчатами уже читались не только сожаление и досада из-за испорченного отдыха, но и явная встревоженность. Они начали понимать, что в историю попали неприятную.

– Тише, пожалуйста, – тон Петра был твёрд, но злобы в нём не ощущалось, – Дайте Прохору Фомичу договорить. Вам потом тоже дадим высказаться. Нам же разобраться надо, – уже мягче добавил солдат.

А ты, – он указал на чубатого, – сыр-то положи … ну, хоть на прилавок. А то держишь, маешься. Я же вижу.

Чубатый немедленно выполнил распоряжение, вернулся обратно, с наслаждением выпрямил спину и потянулся всем телом.

Тем временем Прохор благодарно кивнул, как бы говоря “спасибо” за предоставленную возможность продолжить и снова заговорил:

– Ну я, значит, к хозяину сразу. Глянь – а он и не дышит уже. Весь в крови лежит … загубленный безвинно. Хотел я на улицу через дверь выскочить – на помощь звать, да испугался. Вдруг душегубцы не ушли далеко ещё. Увидят, уразумеют, что я в лавке тоже был, вернутся – и меня кончат как Дементий Фёдорыча. Чтобы, значит, никто уже на них показать не мог.

– Да что ж ты, холуйская морда, на честных людей наговариваешь?! – чубатый снова не смог сдержаться, – Я тебе сейчас покажу, как напраслину возводить.

Он кинулся к приказчику так стремительно, что Тимоша не успел среагировать.

Впрочем, Маркин даже не встревожился. Он лишь обернулся и взглянул на парня. Тот, натолкнувшись на этот угрюмый взгляд, как-то сразу стушевался и шагнул назад, в угол, к своим.

– Вот и правильно, молодец, – нравоучительно произнёс Тимоша, поняв чубатого., – Николай Григорьич безобразий не любит. Давеча одного такого … повыше тебя, да в плечах раза в два пошире, одним ударом уложил. Наповал. За такое же.

Тимоша несколько утрировал давешний случай, но впечатление от его слов парней утихомирило. Только лица стали мрачнее и задумчивее. Пётр посмотрел на задержанных, повернулся обратно к приказчику и сделал знак продолжать.

– Ну я, значит, обратно в коридорчик. Он у нас во двор выходит. А оттуда в арку на улицу – ну, вас увидал и подбежал сразу.

– Что ж это деется!, – продолжил свои причитания Прохор. – Этим фабричным человека жизни лишить – что муху прихлопнуть! Захотели водки-закуски – шасть в лавку и ну хватать что пожелается. А хозяин вмешался – так он же для них лавочник. Зарезать – и вся недолга. А то, что душа христианская – им наплевать!

На вас только, братцы, уповаю! Верю, не дадите душегубцам уйти безнаказанными! – разливался соловьём Прохор, упиваясь своим красноречием и собою любуясь. Прерван был он, впрочем, весьма непочтительно.

– Не дадим … не бойся … А ведь врёшь ты … Прохор Фомич, – слова Николая прозвучали весьма отчётливо и произвели впечатление разорвавшейся бомбы.

Приказчик поперхнулся на середине фразы и непонимающе уставился на Маркина. Присутствующие тоже смотрели на него же. На лицах задержанных появилось недоумение, смешанное с надеждой.

Вдруг Пётр уловил краем глаза взгляд, устремлённый не на Николая, а на него, Петра Мартынова. Он перевёл глаза – и столкнулся взглядом с молоденькой девчонкой из фабричных. Та смотрела на Петра с какой-то радостной надеждой. Видимо, на то, что этот громадный спокойный солдат во всём разберётся и вытащит их из неожиданно свалившихся неприятностей.

Красавицей девчоночку назвать было нельзя, но выглядела она со своими рыженькими косичками и усыпанным веснушками лицом удивительно милой. При встрече глазами с Петром девушка вдруг по-доброму улыбнулась. А взгляд отвести и не подумала. Улыбка, оказывается, красила её ещё больше.

Пётр внутренне смутился и отвёл глаза. Тут убийство, дело серьёзное, а он в гляделки играет.