Ленин

– Быть может, – согласился он спокойно. – Восторгает меня то, что уже сделано. Но вижу также слабые стороны. Западный человек чрезмерно верит в достоинство человеческого существа, питает избыток уважения к своей работе и чувствует собственное достоинство. Словом, является индивидуалистом. Это порождает безграничный эгоизм. В это время великие, небывало великие дела будут совершать механизированные массы, приведенные в движение властным твердым интеллектом, управляющим, понимающим общечеловеческие, коллективные цели!

– Далекие видите перед собой горизонты! – заметил Плеханов.

– Вижу отчетливо, следовательно, близкие! – парировал Ульянов.

– Запад должен погибнуть из-за парламентаризма, который пожирает его, как проказа. Наша задача – обезопасить Россию перед этой неизлечимой болезнью!

– Смелая мысль! – шепнул Аксельрод.

– Здоровая и светлая! – поправил его Ульянов, вставая и прощаясь с новыми знакомыми.

Глава VIII

Осенью Ульянов вернулся в Петербург. Долго не мог упорядочить и конкретизировать все свои заграничные впечатления. Должен был, однако, признать, что Запад внушил ему уважение.

«Там только можно понять слова Максима Горького, который вложил их в уста одного из своих героев: «Человек – это звучит гордо!». Столько работы, напряжения мысли, замечательного и смелого творчества! Эти народы испускают из своего лона «сверхлюдей», – думал Владимир.

Санкт-Петербург. Фотография. Начало ХХ века

И внезапно это последнее слово – «сверхлюди» – вызвало сомнение. Начал размышлять.

«Творец, воздвигающий прекрасное здание из «Тысячи и одной ночи»-; скульптор, вытесывающий из мрамора прекрасную скульптуру; художник, создающий гениальную в форме и цвете картину; поэт, пишущий звонко звучащие строфы; литератор, умещающий в одном эпосе совокупность мира – являются «сверхлюдьми»? Гм! Гм! Не являются ли они, однако, пожалуй, слепцами или никчемными фальсификаторами, обманывающими человечество? Разве можно спокойно творить, когда вокруг царит притеснение, нужда, извечная формула homo homini lupus est¹⁰? По какому праву они злоупотребляют своим гением, творя что-то нужное тысячам, в то время когда миллионы бедняков не имеют сил, чтобы доползти до этих вдохновенных творений и поднять на них глаза? Как можно заглушать стоны, рыдания и проклятия притесняемых скопищ звонкими стихами и гениальной музыкой? Кто отважится учтиво отвращать внимание человечества от ежедневных мучительных забот, направляя его на великие явления в историях этого мира, историях, которыми руководят могущественные и сильные, а убогие и слабые имеют право только умирать в молчании, за что воздвигают им коллективные памятники с надписью, что полегло их в таком и таком месте, столько или больше тысяч? Эпос, великие литературные творения! Никто со смелостью и учтивостью не сказал никогда напрямик и без лицемерия: «Прочь с прогнившим обществом, в котором может существовать Лувр, картины и скульптуры великих мастеров, всемогущая наука, а рядом – тюрьмы, наполненные под самую крышу нарушающими пределы искусственных норм общества людьми, а дальше, на восток – крытая гнилой соломой хата, а под ее стеной старая знахарка, бьющая доской беременную деревенскую девушку по выступающему животу!» Все, все обманывают себя: и поработители, и рабы! Пытаются прийти к соглашению в парламентах, охраняемых армией и полицией… Нет! Никогда самый большой гений не предотвратит зла! Здесь нужна коллективная воля, не знающая жалости, гнев обвинителя и судьи в одном лице, не определяющим перед собой другой цели, кроме полной победы».

Мысли эти шаг за шагом привели его к решительным предложениям. Был убежден, что не может рассчитывать на помощь заграничных товарищей, вернее, ожидал возражения, удара сзади. Улыбнулся почти весело и, видя входящего в комнату партийного товарища, воскликнул, сжимая ему руку:

– Петр Великий прорубил окно на Запад и впустил в затхлую Россию веяние свежего ветра, теперь мы откроем окно в Европу с Востока, и из него вырвется разрушительный ураган, товарищ!

Рабочий смотрел на Ульянова с изумлением. Тот похлопал его по плечу и произнес с улыбкой:

– Это так! Отвечал вслух своим мыслям!

Они уселись и начали совещаться о печатании новых прокламаций, которые должны быть разбросаны на фабриках в связи с ожидаемой забастовкой.

Снова началась скрытная агитационная работа.

Полиция узнала вскоре о возвращении опасного революционера, умеющего выскользнуть из рук преследующих его шпиков.

Ульянов был спокоен, как обычно, и с педантичной обстоятельностью осуществлял свои дела. Его статья всегда была подготовлена для печатания в назначенный срок, а он всегда в определенный час появлялся на партийных собраниях, вовремя печатал листовки на гектографе и раздавал их приходящим в назначенное место распространителям.

Работал как машина, холодная, исправная, точная. Питался чем придется, спал едва несколько часов, постоянно скрываясь в разных, хорошо знакомых и безопасных местах.