Ленин

– Мои господа, прошу только выслушать меня! – обратился выразительным басистым голосом комиссар Богатов. – Крестьяне, которым уважаемый, ценимый во всей губернии господин Аксаков, принадлежащий к древнейшему дворянству, не дал взаймы на восстановление сгоревшей деревни, напали на усадьбу. Ответили им там выстрелами. Двух крестьян убили, трех ранили, остальные разбежались, ничего не добившись. За мной послали батрака верхом. Я прибыл немедленно. Принюхался тут и там. В течение часа обнаружил раненых и приказал препроводить их ко мне. Спрашиваю о подробностях, об участниках нападения. Молчат… А, стало быть, все так, братишки?! Стукнул одного, другого, третьего в ухо, в зубы, в нос; залились крестьяне кровью, но и выболтали правду! Губернатор наш не любит шуму, тревожных донесений в Петербург, так как это сразу долгая переписка, следствие, авантюра! Позвал меня и сказал: «Семен Семенович, накажи бунтовщиков так, чтобы раз и навсегда пропала у них охота походов на старое дворянство!». Взял я тогда несколько своих полицейских и отмерил справедливость в согласии с собственной совестью. Те, которые совершили нападение, получили по сто розг, а для устрашения вся деревня, даже бабы, по двадцать пять. Теперь тишь и покой, как маком засеял! Розги для нашего доброго крестьянина – это превосходная вещь, наилучшее лекарство. Ха, ха, ха!

– Очень справедливо, очень справедливо! – согласился доктор – Средство наподобие медицинских банок. Оттягивает кровь из головы и сердца.

– Мягкое отцовское наказание! – напевным голосом вторил ему отец Макарий, лаская обеими руками крест. – Народ наш – это дети, стало быть, как детей нужно его наказывать…

– Гм… лучше это, чем суд, тюрьма, Сибирь… – добавил инспектор, глядя на Ульянова.

Мария Александровна строго взглянула на мужа и стиснула руки. Сконфуженный, оглянулся он беспомощно и, откашлявшись, обратился к дочке:

– Саша! – вымолвил он. – Поторопи кухарку. Дорогие гости, наверное, голодны.

Мария Александровна, кивнувши детям, вышла из гостиной. Господа непринужденно беседовали дальше, рассказывая разные городские сплетни и чиновничьи новости. Наконец, хозяин предложил игру в карты и в шахматы. Богатов, отец Макарий и инспектор начали играть в штос, Ульянов с доктором схватились, ожесточенно передвигая шахматные фигуры.

По приглашению Марии Александровны все прошли в столовую. Гости обильно выпили, вливая в горло огромные рюмки водки и закусывая селедкой, солеными огурцами и маринованными грибами.

– Да, умеете выпить, отец Макарий! – смеялся инспектор, с восторгом смотря на священника, наливающего себе довольно большой стакан водки.

– С Божьей помощью, еще могу, – смеялся тенорком отец Макарий. – Невелико искусство! Чтобы только хозяева пригласили к столу, дали водки, а горло всегда приношу с собой… на всякий случай!

– Что же Ваше преподобие не перешли тогда на бас, а продолжаете тенором… – удивился доктор.

– Эх! – махнул рукой священник. – Все-таки я не диакон.

– А какая разница? – спросил Ульянов, немного уже навеселе.

– Очень простая, – засмеялся поп. – Диакон, когда выпьет, хрюкает и мычит: ааа! Я же после выпивки пищу на наивысшей ноте: иии!

Все начали смеяться, а отец Макарий налил себе еще одну рюмку, выпил, задрал высоко голову и пискнул:

– Иии! О да!

Снова раздался веселый смех веселого общества.

Госпожа Ульянова накормила детей и положила их спать. Сидела молчаливая и угрюмая, принимая приветливое выражение лица, когда обращали на нее внимание. Скоро, однако, подвыпившая компания о ней забыла. Заметивши это, она исчезла из комнаты.

Володя не пошел во флигель, где он жил со старшим братом. Возвратился тайком и спрятался в гостиной, издалека наблюдая за пирующими.

– Много ли можете выпить, отец Макарий? – спрашивал попа Ульянов, хлопая его по плечу.

– До бесконечности плюс еще одну рюмочку! – парировал поп, поднимая глаза как для молитвы.

– Ваше преподобие, согласно выражению Кузьмы Пруткова, может охватить неохватываемое… – заметил со смехом инспектор.

– Воистину, Петр Петрович! – ответил тут же отец Макарий. – Потому что сказано у Экклезиаста, сына Давидова, царя Иерусалимского: «Ешь хлеб свой с весельем, и пей вино свое с радостью, так как поступки твои Богу угодны!».

Володя задумался над этими словами. Мать учила его молиться и водила в церковь. Люди молились перед красивыми позолоченными иконами; у одних были растроганные, прояснившиеся лица, другие плакали и вздыхали.