Ленин

Кроме котов, некоторые незначительные неприятности постигли кое-кого из людей. Произошло несколько арестов. В числе других задержанными на короткое время оказались: в Ленинграде – граждане Вольман и Вольпер, в Саратове, Киеве и Харькове – трое Володиных, в Казани – Волох, а в Пензе, и уж совершенно неизвестно почему, – кандидат химических наук Ветчинкевич… Правда, тот был огромного роста, очень смуглый брюнет».[149]

Александр Васильевич Шотман также цитирует слова Я.М. Свердлова на VI съезде партии о том, что «хотя Ленин и лишен возможности лично присутствовать на съезде, но невидимо присутствует и руководит им». Точно таким же образом Воланд, по его собственному признанию Берлиозу и Бездомному, незримо лично присутствовал при суде над Иешуа, «но только тайно, инкогнито, так сказать», а писатели в ответ заподозрили, что их собеседник… немецкий шпион.

Шотман рассказывает, как, скрываясь от врагов, изменили внешность Ленин и находившийся вместе с ним в Разливе Г.Е. Зиновьев: «Тов. Ленин в парике, без усов и бороды был почти неузнаваем, а у тов. Зиновьева к этому времени отросли усы и борода, волосы были острижены, и он был совершенно неузнаваем». Возможно, именно поэтому бриты у Булгакова и профессор Персиков и профессор Воланд, а сходство с Зиновьевым в «Мастере и Маргарите» внезапно обретает кот Бегемот – любимый шут Воланда, наиболее близкий ему из всей свиты. Полный, любивший поесть Зиновьев, в усах и бороде, должен был приобрести нечто кошачье в облике, а в личном плане он в самом деле был самым близким Ленину из всех лидеров большевиков. Кстати, сменивший Ленина Сталин к Зиновьеву и относился как к шуту, хотя впоследствии, в 30-е годы, не пощадил его.

Шотман, бывший вместе с Лениным и в Разливе, и в Финляндии, вспоминал одну из бесед с вождем: «Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но… я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич еще тогда предвидел». В «Мастере и Маргарите» подобным даром предвидения наделен Воланд.

По согласованию с Керенским Корнилов в августе стягивал войска к Петрограду, чтобы разоружить ненадежный столичный гарнизон. Однако планы у генерала шли значительно дальше, чем у премьера. Он собирался установить военную диктатуру, чтобы довести войну до победного конца. В июле Корнилов говорил командующему Юго-Западным фронтом А.И. Деникину: «Нужно бороться, иначе страна погибнет… В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства. Но нет: эти господа слишком связаны с Советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть. Тогда я поведу борьбу. Нам нужно довести страну до Учредительного собрания, а там пусть делают, что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду».[150] А начальнику штаба Ставки А.С. Лукомскому новый главковерх признавался: «Пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался».[151]

25 августа Корнилов двинул на Петроград части 3-го конного корпуса и кавказскую туземную дивизию. На следующий день он телеграфировал управляющему военным министерством эсеру Б.В. Савинкову, что 28 августа войска прибудут в город, который 29-го надо объявить на военном положении. Генерала поддерживало офицерство и промышленно-финансовые круги во главе с П.П. Рябушинским, видевшие единственное спасение от анархии в военной диктатуре. Один из заговорщиков, обер-прокурор Синода в первом Временном правительстве В.Н. Львов, вечером 26-го передал от имени главковерха ультимативные требования передачи Корнилову всей полноты власти и немедленной отставки правительства. Керенский притворился, что согласен уйти в отставку, попросил Львова изложить ультиматум письменно и получил таким образом разоблачающий Корнилова документ. Затем по прямому проводу, представившись Львовым, заставил Корнилова подтвердить требование отставки и приезда в Могилев. Львов был арестован, а Корнилов утром 27-го был снят с должности. Он был потрясен, поскольку после вчерашнего разговора верил, что Керенский капитулировал.