Ленин. Алгоритм революции и образ будущего

Корнями апокалиптика русской революции уходит в иное мировоззрение, нежели хорошо разработанная иудейская апокалиптика (и производные от нее пророчества Маркса). В образе будущего русской революции (в ее крестьянской ветви, соединившейся с «пролетарской» в начале XX века) приглушен мотив разрушения «мира зла» для строительства Царства добра на руинах. Вспомним «Интернационал» на прекрасные стихи Эжена Потье (1871):

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим…
Кто был ничем, тот станет всем.

Этот гимн был принят во всем мире, но невысказанная русская мечта была о нахождении утраченного на время града Китежа, об очищении добра от наслоений зла, произведенного «детьми Каина» (богатыми). Таковы были общинный и анархический хилиазм Бакунина и народников, социальные и евразийские «откровения» А. Блока, крестьянские образы будущего земного рая у Есенина и Клюева, поэтические образы Маяковского («через четыре года здесь будет город-сад»). Проективное знание власти в первую половину XX века развивалось в интенсивных дискуссиях. Стоит заметить, что этой русской апокалиптике с удивительной страстью противостоял прогрессизм классического марксизма.

Становление программы Ленина — поучительная война альтернативных «образов будущего». Ему пришлось спорить с пророком, которому внимало большинство интеллигенции Запада и России в предчувствии катастрофического преобразования жизнеустройства. Всякая новая государственность зарождается как политический (и «еретический») бунт. Образ советской власти вырабатывался в полемике с буржуазно-либеральным проектом и социал-демократами Интернационала.

Первое большое столкновение произошло по вопросу о том, может ли в России победить социалистическая революция без предварительной революции пролетариата западных промышленных стран. Речь шла об одной из центральных догм марксизма. Она была столь важна для всей конструкции учения Маркса, что он считал «преждевременную» революцию в России, выходящую за рамки буржуазно-демократической, явлением реакционным.

Уже в «Немецкой идеологии», которая была сжатым резюме всей доктрины марксизма, Маркс и Энгельс отвергали саму возможность социалистической революции, совершенной угнетенными народами в «отставших» незападных странах. Они писали:

«Коммунизм эмпирически возможен только как действие господствующих народов, произведенное “сразу”, одновременно, что предполагает универсальное развитие производительной силы и связанного с ним мирового общения… Пролетариат может существовать, следовательно, только во всемирно-историческом смысле, подобно тому как коммунизм — его деяние — вообще возможен лишь как “всемирно-историческое” существование» [66].

Отсюда вывод, что, согласно учению марксизма, коммунистическая революция в России была невозможна по таким причинам:

— русские не входили в число «господствующих народов»;

— Россия не включилась в «универсальное развитие производительной силы» (то есть в единую систему западного капитализма);

— русский пролетариат еще не существовал «во всемирно-историческом смысле», а продолжал быть частью общинного крестьянского космоса;

— господствующие народы еще не произвели пролетарской революции «сразу», одновременно.

Ни одно из условий, сформулированных Марксом и Энгельсом как необходимые, в России не выполнялось. Более того, развивая свою теорию пролетарской революции, Маркс много раз подчеркивал постулат глобализации капитализма, согласно которому капитализм должен реализовать свой потенциал во всемирном масштабе — так, чтобы весь мир стал бы подобием одной нации. Он пишет в «Капитале»: «Для того чтобы предмет нашего исследования был в его чистом виде, без мешающих побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство закрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства» [16, с. 594].

Но Ленин мыслил рационально — изучал историю и актуальную реальность, а из этого выводил наиболее вероятные тенденции. И так, еще в августе 1915 г. он высказал такой вывод: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран» [67].

Этот вывод был, по выражению П. Бурдье, «еретическим бунтом» против марксизма и либерализма.