Из мемуаров Крупской и других революционеров создается впечатляющая картина царской ссылки, испытанной тысячами противников самодержавия. Своих политических врагов режим отправлял на жительство в «места не столь отдаленные» нередко без охраны, за казенный счет. Получал каждый по 8 рублей жалованья в месяц. Никто не принуждал отрабатывать эти приличные деньги на лесоповале, «химии», в рудниках и так далее. За восемь рублей ссыльные могли снимать нормальное жилье и питаться так, как не снилось свободным гражданам, семьдесят лет пытавшимся претворить в жизнь заветы Ильича. А именно: регулярно, каждый день, потреблять телятину, объедаться клецками, бараньими котлетами, шаньгами и прочими блюдами, дополняя мясо, рыбу овощами из собственного огорода, нанимая прислугу в помощь жене.
Никаких при этом зон, лагерей, колючей проволоки, собак, вертухаев, сексотов, шмонов и прочих карательных изобретений и прелестей, никаких!
Как так вышло, что блестяще образованный юрист, пройдя ссыльные университеты, и его соратники, интеллектуалы, испытавшие царскую ссылку, создали невиданный в истории по жестокости «Архипелаг ГУЛАГ»? Загадка века, не иначе. Человек, который в Шушенском по вечерам «обычно читал книжки по философии – Гегеля, Канта, французских материалистов, а когда очень устанет – Пушкина, Лермонтова, Некрасова», стало быть, философски образованный, напряженно постоянно думающий о всеобщем благе, законах развития природы и общества, воспитанный на шедеврах русской (лучшей в мире) литературы, именно он – автор 58-й чудовищной статьи советского Уголовного кодекса. Именно Владимир Ильич – творец «расстрельных» статей, требовавший ужесточения наказаний за инакомыслие, организатор первых в истории России XX века концлагерей для сограждан.
Сомневающихся в моих словах – отсылаю к 45-му тому Полного собрания сочинений В.И. Ленина, где напечатаны «совершенно секретные» письма «т. Курскому», появившиеся в том последнем году жизни, когда еще он мог водить пером по бумаге, незадолго до паралича. Этот т. Курский, сам впоследствии расстрелянный, возглавлял Наркомат юстиции. Вот ему-то умиравший велел к шести статьям Уголовного кодекса РСФСР, предусматривавшим за политическую деятельность высшую меру наказания, то есть расстрел, с 58-й по 63-ю статьи, прибавить еще пять, с 64-й по 69-ю, завещав «расширить применение расстрела… По всем видам деятельности меньшевиков, с-р (то есть социал-революционеров
…В феврале 1900 года срок ссылки кончился. По дороге из Сибири (конечный пункт следования – Псков, где полагалось жить после ссылки
«Мы жили в то время на окраине Москвы у Камер-Коллежского вала, по Бахметьевской улице, – дополняет рассказ брата сестра Анна Ильинична. – Увидев подъехавшего извозчика, мы выбежали все на лестницу встречать Владимира Ильича. Первым раздалось горестное восклицание матери: „Как же ты писал, что поправился? Какой же ты худой!“»
Не успело утихнуть радостное возбуждение (как теперь пишут – эйфория) от долгожданной встречи, как дорогой Володя захлопотал о своем, о революционном деле, отправив младшего брата на почту, чтобы дать телеграмму дорогому товарищу, каким являлся для него в те дни Юлий Мартов (будущий непримиримый враг, вождь меньшевиков, с которым вместе намеревался выпускать за границей общерусскую газету, строить партию нового типа…). «Смело, братья, смело, и над долей злой песней насмеемся удалой», – распевал в те дни Владимир Ильич песню, сочиненную Мартовым, не чуравшимся сочинением песен. Пелись и другие революционные песни, сочиненные другим ссыльным – Глебом Кржижановским: «Беснуйтесь, тираны!», «Вихри враждебные»… Мелодии к ним Владимир Ильич и младшая сестра подбирали на семейном рояле, который, как видим, наличествовал и на Бахметьевской улице, на окраине.