Читаем Ленин. Человек — мыслитель — революционер полностью

— Простите, я, кажется, увлекся и утомил вас, но вот мы все такие — большевики: это — наш вопрос, наш конек, и он так нам близок, что мы не можем о нем говорить спокойно.

— Нет, нет, — ответил Кропоткин. — Если вы и ваши товарищи все так думают, если они не опьяняются властью и чувствуют себя застрахованными от порабощения государственностью, то они сделают много. Революция тогда действительно находится в надежных руках.

— Будем стараться, — добродушно ответил Владимир Ильич.

— Нам нужны просвещенные массы, — сказал Владимир Ильич, — и как бы хотелось, чтобы, например, ваша книжка «Великая французская революция» была бы издана в самом большом количестве экземпляров. Ведь она так полезна для всех.

— Но где издавать? В Государственном издательстве я не могу…

— Нет, нет, — лукаво улыбаясь, перебил Петра Алексеевича Владимир Ильич, — зачем? Конечно, не в Госиздате, а в кооперативном издательстве…

Петр Алексеевич одобрительно покачал головой.

— Ну, что ж, — сказал он, видимо обрадованный и этим одобрением, и этим предложением, — если вы находите книжку интересной и нужной, я согласен ее издать в дешевом издании. Может быть, найдется такое кооперативное издательство, которое захочет принять ее…

— Найдется, найдется, — подтвердил Владимир Ильич, — я уверен в этом…

На этом разговор между Петром Алексеевичем и Владимиром Ильичом стал иссякать. Владимир Ильич посмотрел на часы, встал и сказал, что он должен идти готовиться к заседанию Совнаркома. Он самым любезным образом распрощался с Петром Алексеевичем и сказал ему, что будет всегда рад получать от него письма. И Петр Алексеевич, распрощавшись с нами, направился к выходу. Мы вместе с Владимиром Ильичом провожали его.

— Как устарел, — сказал мне Владимир Ильич. — Вот живет в стране, которая кипит революцией, в которой все поднято от края до края, и ничего другого не может придумать, как говорить о кооперативном движении. Вот — бедность идей анархистов и всех других мелкобуржуазных реформаторов и теоретиков, которые в момент массового творчества, в момент революции, никогда не могут дать ни правильного плана, ни правильных указаний, что делать и как быть. Ведь если только послушать его на одну минуту — у нас завтра же будет самодержавие и все мы, и он между нами, будем болтаться на фонарях, а он только за то, что называет себя анархистом. А как писал, какие прекрасные книги, как свежо и молодо чувствовал и думал, и все это — в прошлом, и ничего теперь… Правда, он очень стар и о нем нужно заботиться, помогать ему всем, чем только возможно, и делать это особенно деликатно и осторожно. Он все-таки для нас ценен и дорог всем своим прекрасным прошлым и теми работами, которые он сделал. Вы, пожалуйста, не оставляйте его, смотрите за ним и его семьей и обо всем, что только для него нужно, — сейчас же сообщайте мне, и мы вместе обсудим все и поможем ему.

Продолжая говорить о Петре Алексеевиче и его сверстниках, мы пошли с Владимиром Ильичом по Кремлю, к зданию Совнаркома, где через пятнадцать минут должно было открыться очередное заседание нашего правительства.

Бонч-Бруевич В. Д. Избранные сочинения М. 1963. Т. 3. С. 399—406


ИЗ ВОСПОМИНАНИИ «ТРИ ПОКУШЕНИЯ НА ЛЕНИНА»

Интересно и необходимо отметить здесь, что несколько после, когда Владимир Ильич уже более регулярно принялся за работу в Совнаркоме, он, внимательно читая множество газет, особенно вышедших во время его болезни, был воистину огорчен тем безмерным восхвалением и возвеличением его личности, которое глубоко, искренне, непроизвольно выливалось как во всех органах нашей печати, так и в бесконечном количестве телеграмм, адресов и писем, сыпавшихся, как из рога изобилия, со всех концов нашей страны.

— Зачем это? — сказал он мне, показывая многочисленные заголовки в газетах, где всюду пестрело его имя со всевозможными украшающими эпитетами.

— Мне тяжело читать газеты… — продолжал он. — Куда ни глянешь, везде пишут обо мне. Я считаю крайне вредным это совершенно немарксистское выпячивание личности… Это нехорошо — это совершенно недопустимо и ни к чему не нужно. А эти портреты? Смотрите, везде и всюду… Да от них деваться некуда!.. Зачем все это?..

Я понимаю, — продолжал он, — что все это товарищи делают от доброго чувства ко мне, но не надо этим злоупотреблять и отвлекать внимание масс к событиям, касающимся одной личности. Пожалуйста, сделайте для меня это, — деликатно, никого не обижая, переговорите с кем нужно, чтобы все это прекратилось…

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже