Ленин. Человек — мыслитель — революционер

В установленный по взаимному соглашению час меня проводили в квартиру Ленина, где в первой комнате меня встретили два его беззаветно преданных друга и телохранителя, живущие только им и его идеями и не покидавшие его ни на одну минуту, вплоть до опускания гроба в могилу, — это его жена Надежда Константиновна Ульянова и младшая сестра Мария Ильинична Ульянова. Владимир Ильич в это время уже занимал скромную квартирку в бывшем здании Судебных установлений. Я говорю «уже занимал» потому, что говорят, эта скромная квартирка была тем наилучшим, что он взял себе после жизни в самых примитивных условиях в различных неприспособленных для жилья комнатах… Он удовлетворился квартиркой, в которой было ровно столько комнат, сколько нужно было только для жилья ему и ближайшим членам его семьи, которые тоже несут большую ответственную общественную работу; что же касается обстановки этой квартиры, то стоило только открыть дверь, чтобы сразу почувствовать себя в жилище нетребовательного, но истинно культурного человека, — все просто, чисто, опрятно, все на месте, без блеска, без шика, никаких предметов роскоши, никаких вещей неизвестного назначения, но зато есть все, что нужно много работающей семье, живущей исключительно интеллектуальными интересами. И эта простота, скромность и рациональность обстановки не производили впечатления чего-то искусственного, надуманного, умышленно сделанного напоказ для примера другим. Совсем нет. Выросший в небогатой семье, где пропитание добывалось только личным трудом, променяв затем карьеру, быть может, выдающегося ученого или профессора на деятельность подпольного организатора нового мира, вынужденного почти всю жизнь проводить в нужде и лишениях, Владимир Ильич научился ценить простоту и скромность жизни, слился с ними душой… Одним словом, это не было умышленное воздержание от излишеств, а естественное отсутствие потребности в том, без чего можно обойтись…

Не успел я поздороваться с радушными, предупредительными хозяйками, как из соседней комнаты вышел Владимир Ильич. Я видел его в первый раз. Посвящу это был человек средних лет, среднего роста, крепкого'телосложения, с энергичным лицом, подвижными и вместе с тем сосредоточенными глазами. Глаза определенно светились умом и скрытой глубокой внутренней силой. Хоть я по роду своей профессии привык присматриваться к глазам и интересоваться их выражением, я все же не считаю себя физиономистом и не придаю никакого значения физиономике… После самой короткой беседы чувствовалось, что имеешь дело с человеком выдающегося, оригинального ума и сильной скрытой воли. Мало того, чувствовалось, что этот заостренный ум каким-то незримым оком видит тебя насквозь и читает твои мысли. Об уме Ленина говорили все приходившие с ним в соприкосновение. Такое же мнение составил о нем и профессор Ферстер, имевший возможность хорошо присмотреться за тот долгий период, который он провел у Владимира Ильича… И действительно, недаром ближайшие друзья и сподвижники Владимира Ильича смотрели на него как чуть ли не на прозорливца. Но об уме Ленина мало было бы сказать, что он был велик. В складе его ума, как и в выражении глаз, улавливалось еще нечто другое, что, пожалуй, я назвал бы лукавством, хитростью. В разговоре вы чувствовали, что этот человек хочет и в конце концов, вероятно, заставит вас высказаться, но сам не скажет ни одного лишнего слова. По крайней мере, я, как врач, при наших встречах ясно чувствовал, что ему хочется выведать у меня то, чего, по его мнению, ему недоговорили другие врачи, но выведать так, чтобы я и не подозревал такого желания.

К характеристике Владимира Ильича добавлю еще одну чрезвычайно красивую черту. Врачу трудно обойтись без разных мелких житейских вопросов чисто личного характера. И вот этот человек огромного, живого ума при таких вопросах обнаруживал какую-то чисто детскую наивность, страшную застенчивость и своеобразную неориентированность. Но это не была наивность и растерянность старого немецкого ученого, который витал в эмпиреях и не понимал того, что совершается у него под носом. Ничего подобного у Ленина не было. Это было глубоко философское пренебрежение, невнимание серьезного человека к мелочам жизни и своему физическому «я», и именно только своему личному. Стоило Владимиру Ильичу узнать о каких-нибудь затруднениях у своих близких или товарищей и друзей, как являлась необычайная энергия, внимание, заботливость, большой житейский опыт и, что называется, умение чужую беду руками развести.